Единственное желание. Книга 2 - Надежда Черпинская

сунул мальчика первой подвернувшейся под руку служанке. – Одеть немедля и привести сюда!

***

Кайл не сопротивлялся, пока его одевали, пока вели вниз по лестницам к конюшне, а затем посадили в седло пони, привязанного к белой лошади милорда Форсальда.

Зачем? Ведь всё утратило смысл.

Он ждал отца, как спасителя, а тот оказался палачом. Мальчик впервые изведал, что такое предательство, и вкус этот оказался слишком горек для ребёнка.

Мама умерла… Его мама. Самая любимая, нежная, светлая и прекрасная!

Разве важно, что теперь будет с ним?

Жизнь потеряла смысл в одночасье. Жизнь стала невыносимой.

Как бы было хорошо, если бы его тоже повесили! Но, может ещё есть надежда? Вдруг отец хочет убить его так, чтобы никто не знал?

Страха не было вовсе. Вообще не было никаких чувств. Словно вся боль осталась на деревянном помосте рядом с матерью, а мальчик в седле не был живым.

Чуть поодаль, на лестнице, глядя на их сборы, стояла Ольвин и её дочери, но даже по отношению к этой женщине, Кайл теперь не чувствовал ничего, кроме пустоты.

Лошади уже тронулись было, когда прибежал один из рабов.

– Милорд, милорд! Погодите! – закричал он, едва переводя дух.

– Что ещё? – проворчал Форсальд, хмуро глядя на запыхавшегося юношу.

– Милорд! Рита… Она… Расшиблась…

– Что ты плетёшь?

– Со стены, милорд.

– Упала? Не понимаю… Как? Толкнул кто-то? Или поскользнулась?

– Нет, милорд, – раб отвёл глаза, – никто не толкал…

Форсальд удручённо пригладил бороду.

– Жива?

– Насмерть, милорд.

Форсальд оглядел двор: своё семейство, провожавших его людей, притихшего сына, гонца, принёсшего недобрые вести…

– Прими её Владетель Света Жизни! Да пребудет дух её в благодати! – помолчав, сказал хозяин Солрунга. – Надо дочь Риты известить. Найди её в Мастеровой слободе! Ольвин, дашь им денег на достойную тризну и погребальный костёр!

Форсальд бросил короткий взгляд в сторону виселицы.

– Казнённую рабыню через три дня тоже с почестями сжечь! А прах – в море, по лэмаярскому обычаю.

Заскрипел снег под копытами лошадей. Привратник с безобразным лицом поглядел печально на Кайла, но так ничего и не сказал, когда они поравнялись со стариком.

Дорога бежала вдоль крепостной стены, по левую руку певуче рокотало зимнее море. И бурные волны его разбивались о подножье скалы, похожей на огромную птицу, запрокинувшую голову в небо, будто стремясь взлететь, да только бессильно волоча за собой раненое крыло.

***

Солрунг остался далеко позади. Бесконечные заснеженные пустоши расстилались вокруг. Море тоже скрылось из виду. Где-то на горизонте маячил небольшой лесочек, сиротливый, полуголый, мрачный.

– Ты даже не спрашиваешь, куда мы едем, – с тех пор, как они покинули замок, Форсальд нарушил тишину впервые. – Разве тебе не хочется знать это?

Мальчик угрюмо покачал головой, уставившись на холку своего пони.

– А сам как думаешь? – не отступил мужчина.

– Туда, в лес, – нехотя отозвался его сын.

– В лес? Зачем? – не понял Форсальд.

– Чтобы меня повесить, – всё так же тихо отвечал полукровка. – Там никто тебя не увидит. И не узнает, какой ты.

Владетель Солрунга осадил лошадь, поражённый услышанным, и воскликнул:

– Я что же, по-твоему, совсем чудовище?!

Мальчик вскинул на него нестерпимо синие глаза, такие же яркие, как у его покойной матери, и сказал коротко и веско:

– Да. Чудовище.

Несколько мгновений рыцарь задумчиво смотрел на мальчугана, потом кивнул согласно:

– Пожалуй, ты вправе так думать. Значит, нам больше не о чем говорить с тобой.

И поехал молча вперёд.

***

– Это были последние слова, которые я слышал от моего отца. И последнее, что я сказал ему, – тихо произнёс Кайл и щедро плеснул в опустевшие кубки. – Больше, за те пару дней в пути до Эруарда, он не заговорил со мной ни разу.

Капли дождя стучались по карнизу, словно бездомные духи, жаждущие погреться у огня. Угли в камине мерцали, как раскалённая лава. Но Настя всё равно зябла и дрожала. Возможно, заметив это, Северянин подкинул в угасающий огонь несколько поленьев.

На самом деле, причиной её озноба были вовсе не холод и сырость. Рыжая уже давно украдкой вытирала слёзы, слушая эту историю, похожую на страшную сказку, но гораздо более жуткую, ведь она была вполне реальным повествованием о жизни вполне реального человека.

– Я не знал, куда и зачем он везёт меня. И не пытался это узнать. И только когда мы снова вернулись на побережье, и я увидел тёмный изысканно-строгий замок на скалистом утёсе, нависавшем прямо над водами Спящего моря, я вдруг понял, что жизни лишать меня никто не собирается.

Но я понятия не имел, что это за место, и зачем Форсальд привёз меня туда…

***

– Милости просим! Милости просим! Вот уж порадовали! Проходите скорее к камину, милорд! – без умолку приговаривала пожилая добродушная служанка, встретившая их на пороге.

Она была пышнотелая и круглолицая, в испачканном мукой переднике, и шла, смешно переваливаясь с ноги на ногу, отчего напоминала упитанную домашнюю утку.

– Озябли, небось, милорд Форсальд? Погода нынче – хуже некуда! Такая пурга! Я даже ставни велела позакрывать. Ну, ничего, сейчас я вас чаем отогрею. Или, может, горячего вина подать?

– Не так уж мы и замёрзли, Шэрми! Не суетись! Впрочем, не откажусь, – Форсальд застыл у огромного камина, отогревая руки. – А где милорд Ратур?

– Да в оружейной сегодня засел с самого утра… Даже к обеду не спускался! Я уже послала за ним. Сейчас, идёт… Вы пока располагайтесь! Это сынок ваш? Снимай плащ, дитя, да иди поближе к огню!

Кайл, промёрзший насквозь на ледяных пустошах, готов был прямо в камин забраться, но это значило подойти слишком близко к ненавистному рыцарю, гревшему руки. И полукровка остался стоять поодаль, проигнорировав любезную служанку.

Каминный зал был больше, чем в Солрунге. Высокий стрельчатый потолок терялся в сумраке, хоть множество свечей, расставленных в канделябрах, дарили тёплый свет людям в этот пасмурный вечер.

Слева от входа широкая витая лестница убегала куда-то вверх.

У окна, нынче закрытого наглухо, располагался длинный стол на толстых, как брёвна, ножках – такой огромный, что за него можно было, наверное, усадить всех воинов милорда Форсальда разом.

А ещё над камином висел гобелен… Только будто и не вышитый вовсе! Даже самая умелая мастерица не смогла бы создать такую красоту.

Из резной рамы на