Горячий снег - Юрий Бондарев

"Не может быть! Не может быть, что разведчики вворонке, так близко от немцев! Вероятно, где-то есть другие двабронетранспортера, не эти!.."

И, подумав, что они ошиблись направлением, не туда пришли,что все сейчас, в таком упорном отчаянии сделанное ими, напрасно, бессмысленно,Кузнецов, испытывая то же неисчезающее щекотное ощущение в груди, никак нерешаясь отдать команду на последний бросок в сторону воронки, с насилием надсобой приказал:

– Уханов, ползком вперед - и узнать. Эта ли воронка,черт ее знает. А то наползаем под носом у фрицев.

– Похоже, она, лейтенант.

– Проверь. Будем ждать здесь…

– Узнаем, лейтенант.

Уханов не сказал больше ничего, но как только пополз отбронетранспортеров и стала медленно растворяться, сливаться со снегом широкаяего спина в рябящих переливах накатываемой поземки, Кузнецов наготове, спритиснутым под мышкой прикладом автомата, сдернув рукавицу, нашел почтибесчувственным пальцем спусковую скобу, нащупал твердость спускового крючка,плечо плотнее уперлось в борт бронетранспортера.

"Если мы ошиблись, - прошло в сознании Кузнецова, -оставлю Рубина и Уханова здесь, а сам найду воронку… Я их повел сюда. Не имеюправа рисковать ни одним человеком!.."

Эти заметные впереди выбросы забеленной земли моглиоказаться бруствером первых окопов боевого охранения немцев, и Кузнецов впредельном напряжении каждого мускула не отрывал взгляда от ползущего в вихряхснега Уханова, готовый при первом выстреле из немецких окопов прикрыть егоавтоматным огнем. На долю минуты в темном, как ослепление, промежутке междудвумя ракетами он потерял его из поля зрения и даже вздрогнул: остро ударила понему непонятная тишина; потом новое сияние над крышами станицы - вокруг ровная,озаренная гладь снега, мотание на низовом ветру кустов по степи, безшевелящегося впереди белого бугра. Танковые моторы в станице смолкли.

– Рубин, видишь Уханова? Видишь или нет?

– Лейтенант, чего тихо стало? Нету его, нету, какпровалился куда, - задышал Рубин, привставая на корточках, вытягивая кКузнецову свое большое озябшее тревожное лицо. - Не залапали его? А? Лейтенант…

Но сейчас же спереди, из шелестящей в стеблях кустов зыбиснега, из непроглядной тьмы, сомкнутой после химически окрасившего степь света,не то возглас, не то зов, обрывистый, торопящий:

– Сюда!.. Сюда!

– Рубин, вперед! - скомандовал Кузнецов и, уже несознавая меру опасности или облегчения, с шершавым ознобом в спине, бросилсявперед, на зов Уханова в спасительной пятисекундной темноте.

Рубин вскинул автомат, рванулся за ним, тяжко сопя заплечом.

Огромная бомбовая воронка, метрах в ста от балки, оказаласьименно той воронкой, в которой вынуждены были укрыться дивизионные разведчикипри запоздалом возвращении из поиска, врасплох застигнутые боем. Тогда, вначале боя, она, видимо, страшно и разверсто черная, дымилась после бомбежки всолнечной белизне степи, и танки, атакуя из балки, поднявшись на возвышенность,обходили ее, потом два бронетранспортера прошли мимо в нескольких метрах, аорудия батареи вели огонь по ним на дальности прямого выстрела, быстро подожглиих…

Когда же Кузнецов вместе с Рубиным броском достигли краяворонки, обозначенной вывороченной, покрытой снегом землей, и сверху увидели всмутно-сизой глубине Уханова, делавшего что-то на самом дне ее, Кузнецов былозабочен одним: уцелел ли еще кто-нибудь из разведчиков, и, сбегая вниз покрутому скату, едва выдохнул:

– Живы?

– Здесь. Двое… - ответил Уханов.

Эти двое, чуть белеющие в сумраке, лежали на дне воронки,намертво сцепленные. Присев на корточки, Уханов с тщетными усилиями пыталсярасцепить, разодрать их тела, словно впаянные одно в другое, дергал за плечи итормошил обоих, к удивлению, еще подававших слабые признаки жизни; у одного изних, одетого в маскхалат, из-под лохмато обведенного инеем капюшона рвался пардыхания, и, еле угадываемые, перекатывались на Уханова в густых наростахизморози глаза, толстыми, пушистыми гусеницами сжимались и разжимались брови, изгорла выталкивался нечленораздельный сип.

– Расцепи руки, расцепи, парень, руки!.. Свои мы,русские! Чуешь, нет? - говорил убеждающе Уханов. - А ну, взгляни-ка на меня,парень!..

– Ты ска-ажи на милость, наш этот, в халате-то, а тот -немец, никак? - произнес Рубин недоуменно. - Смотри, дышат ведь! Дела-а,бабушка твоя тетя!

– Второй - фриц, - сообщил Уханов. -Лейтенант, погляди!

Только теперь Кузнецов с трудом отличил одного от другого-двоих людей, лежавших сцепленно на дне воронки в окоченелом объятии. Это былинаш разведчик и довольно крупный плотный немец в меховой шапке и шинели, сплошьседых от въевшейся в ворс, как крупная соль, снежной крошки. Руки немца вкожаных перчатках загнуты за спину, белое, костяное лицо наполовину скрытомеховым воротником, во рту не было кляпа, и он, почуяв около себя людей,хрипел, мычал, не разжимая крутых, бульдожьих челюстей, елозя щекой по снегу.Из раздувающихся широких ноздрей его длинными, мокрыми усиками торчалииголочки.

– Эй, парень, отпусти же руки!.. Свои мы, понял? К вампришли…

Уханов не без труда высвободил наконец немца из охватившихего обручем рук разведчика, застонавшего чуть слышно, - не один час, вероятно,он обнимал так пленного со спины, стараясь сохранить последнее тепло в себе и внем, - и, оттянув разведчика немного в сторону, сказал Кузнецову:

– Живуч фриц! А парню - хана. Какого дьявола он не снялс этого бульдога шинель? На меху подкладка, смотри, лейтенант! Нянчился, чтоли, с этой драгоценностью! Что, развязать этому лапки? Теперь никуда не убежит…

– Где третий? Не вижу третьего, - сказал, торопясь,Кузнецов. - Тот парень говорил: здесь двое разведчиков. Быстро, Рубин, наверх.Может, выполз туда? Осмотрите вокруг воронки.

Кузнецов глядел на разведчика, без звука лежавшего на спине;капюшон, надвинутый до закрытых глаз, заиндевел сахарной маской, маскхалат нагруди и животе изодран в клочья, ремня не было, снег в прорехах халатапластырем намерз на ватнике. Ноги, казавшиеся бревнообразными от ватных брюк, сналипшей на валенки перемешанной со снегом землей, раздвинуты. Одна ногавыделялась особенно: возле колена несколько раз замотана была чем-то, и нечтоскрученное и тонкое, похожее на мерзлый ремень, языком свешивалось в снег.Действительно, это был поясной ремень, жгутом наложенный ниже колена, наднеумелой перевязкой, давно и второпях сделанной прямо поверх ватных брюк.Наверно, валенок он не снимал и брюк не разрезал, а так, жгутом хотел задержатькровь.

Все они, по-видимому, застигнутые ранним утром в станице, вупор напоролись на немцев и едва доползли сюда, когда началась бомбежка. Но гдеоружие? Сколько их всего спаслось?