Горячий снег - Юрий Бондарев

– Симулирует, гад! - определил Уханов. - В плен нехочет. Ошалел от холода. Что он, Кузнецов, сказал - швайн? (1) "Русский,свинья, я умираю, холодно".

– Встать! - приказал Кузнецов и сделал знак немцустволом автомата. - Штейт ауф! Шевелись! Штейт ауф, ну! Двигайся!

Немец не вставал, конвульсивно поджимая к подбородку колени,он яростно хрипел из торчмя поднятого меха воротника, и тут Уханов, вроде быудивленно примеряясь, двинулся к нему, взял его за шиворот и с такойозлобленностью дернул вверх, что затрещал воротник, а когда затряс его,приговаривая: "Я тебе покажу "швайн"! - немец закричал мутным,предсмертным голосом. И, как тисками обхватив его, Уханов рукавицей зажал емурот, а немец по-дурному замычал, извиваясь в его руках.

– Ах ты, гитлеровская морда! Забудешь, что такое"швайн"! Ты у меня папу-маму забудешь!

– Уханов, отпустите его! Вы же задушите его!.. Что выделаете, мальчики? Мальчики, родненькие!.. - в растерянности, едва не плача,говорила Зоя, поворачиваясь то к одному, то другому. - Почему вы такие злые? Явас не узнаю, мальчики… - Она повернулась к Дроздовскому, умоляюще схватила егоза рукав шинели: - Володя, хоть ты запрети!

– Уйди-и! Что ты вмешиваешься?.. - Он сорвал ее пальцысо своего рукава и отступил на шаг, презрительным оскалом забелели его зубы. -Ненавижу, когда вмешиваются фронтовые… Вон Кузнецова лучше успокой! Ондобренький, и ты добренькая!.. Оба Иисусы Христовы! Только пусть все твоимальчики знают, особенно Кузнецов, ни с кем из них спать не будешь! Не надейся,сестра милосердия! После боя уйдешь из батареи в медсанбат! Ни дня в батарее неостанешься! Немедленно уйдешь!

Его лицо, измененное гадливой гримасой, стало некрасивоотталкивающим, он отступил еще на шаг и, с злой непреклонностью качнув плечами,так поспешно зашагал вверх по скату, что из-под ног его покатились комья земли.

На самом краю воронки он остановился, постоял несколькосекунд и, вырывая пистолет из кобуры, срывающимся голосом прокричал команду:

– Связисты! Взять пленного немца и бегом за мной!

И, не дожидаясь никого, вскарабкался на земляные навалы,исчез за ними в темноте.

Громкая команда Дроздовского сверху прозвучала неумолимоясно, и связисты вскочили разом, бочком обходя Кузнецова и Уханова, ткнулисьнеуклюже к немцу, вытянув руки, как если бы с двух сторон зайца ловили.

– Назад, - решительно остановил их Кузнецов, загородивнемца. - Взять разведчика - и наверх, за Дроздовским! Немца поведет Уханов!Взять раненого разведчика! - И для убедительности подтолкнул обоих связистов кразведчику - Вот его не донесете - ответите головой! Зоя!

Он должен был ей сказать, что она пойдет рядом с Ухановым,что именно с ним безопаснее будет идти назад к орудию, но наткнулся на еевзгляд - и замолчал. Она не замечала его, не слышала, хотя смотрела на него, теребяварежку на пальцах, а глаза были сухи, нестерпимо огромны, брови изумленновыгнуты, точно она прислушивалась к незнакомой боли в себе, еще не зная, гдепоявилась эта боль.

– Фриц, знаешь, что такое стометровка? Посмотрю, какты…

Уханов вывел немца на скат и пощелкивал ремнем автомата,поигрывая им, но не говорил Зое ничего, не торопил ее, ожидая.

– Зоя, - выговорил Кузнецов с хрипотцой, - тебе надоидти. Пока тихо. Надо идти. Вместе с Ухановым пойдешь! Слышишь?

– Да, я иду, я сейчас иду. - Зоя, вздрогнув, низконаклонила лицо, пряча его в воротнике полушубка, заговорила со связистамиизлишне бодро, присев к разведчику: - Пожалуйста, несите осторожно, левая ногаранена. Не сжимайте ее. Пожалуйста, мальчики…

Связисты подняли разведчика и щупающими движениямиперехватывали его тело поудобней.

– Вперед, - сказал Кузнецов. - Я догоню вас с Рубиным,если успею…

– Ради Бога, не попадись к немцам… оставайся жив.Догоняй нас, кузнечик, - попросила Зоя, как-то незащищенно и слабо улыбнувшисьему из-за плеча, и он многое отдал бы, чтобы не видеть этой ее насильственнойулыбки.

– Ну, фриц, покажи геройство, под руки пойдем. Шпрехен,швайн? (1) - сказал Уханов, с угрозой притискивая к себе немца. - Покеда,лейтенант.

– Вперед, Уханов. Осторожней там.

Кузнецов проводил их до края воронки и лег рядом с Рубиным,следя за ними до тех пор, пока не исчезли они за силуэтами двухбронетранспортеров.

– Вы все внимательно осмотрели, Рубин?

– Почему не верите, товарищ лейтенант? Все оползал набрюхе вокруг воронки. Всю шинель извозил. Замело небось его поземкой, ежелиубило. Где искать?

– Ясно, Рубин. Пока молчат, осмотрим еще раз в сторонебалки. Возможно, когда выполз, потерял ориентировку, двинул в обратномнаправлении. Хотя трудно и это представить. По ракетам мог понять, где наши.

– С балкой поосторожней бы. И немцы тут погуливатьмогут, коль не дрыхнут. Тьфу, напасть! Засыпаю я прямо на ходу, товарищлейтенант. Наплывает на меня что-то. Сам в холоде, а на веках ровно гири.

– Разотрите снегом лицо. Потрите сильнее.

– Уж без удержу тру Всю рожу как рашпилем надрал,товарищ лейтенант. Сутки не спамши. Часа два прикорнул за ночь.

Они лежали на краю опустевшей воронки, а вокруг уже поредели побелел в степи воздух; густая тишина сломленной к утру декабрьской ночинаплывала, на обоих застылой неподвижностью непреоборимого сонного часа. И,постепенно охватываемый обманчивостью растворяющего безмолвия, предрассветногопокоя, сладкой тяжестью окутывающего мозг, Кузнецов почувствовал, что сознаниепротив воли перестает сопротивляться этой успокаивающей рас____________________(1) Говоришь, свинья? слабленности в измерзшемся теле - и испугался темногомгновенного забытья.

– Пошли к балке, Рубин! - Он встал и, встав, понял, чтоне сможет сделать и пяти шагов - после всей бессонной ночи отпустившее вдругнервное напряжение отстранило опасность, окунуло его в теплый туман секунднойдремы. - Пошли! - повторил Кузнецов упрямее и громче и, чтобы как-нибудьвернуть недавнее ощущение реальности, подвигал в перчатках тронутымиобмороженными пальцами, поколотил ими о приклад автомата. - Пошли, пошли! - втретий раз сказал он, звуком своего голоса убеждая самого себя и Рубина в том,что идти им так или иначе придется, что они должны идти к этому краю балки.

– Сейчас я, лейтенант… - Рубин, через силу отрываяквадратное тело от земли, наконец поднявшись на ноги, заглянул в лицоКузнецову, криво усмехаясь. - Не поимей обиду, лейтенант, на ветру тышатаешься, а двужильный… Вроде ты завинченный. Над душой насильничаешь? Илисебе доказать чего хочешь, лейтенант?..