Лазарит. Тень меча - Симона Вилар

— Не боишься? — спросил Мартин, крепко обнимая Джоанну.

— С тобой я ничего не боюсь! С тобой я летаю… Ах! — воскликнула она, когда в следующее мгновение они вместе пронеслись над пропастью и оказались на противоположном уступе.

Бухта, с обеих сторон замкнутая отрогами скал, уходящими в море, была совершенно пустынной, если не считать огромных морских черепах, которые при появлении людей стали сползать в воду. Джоанне они показались такими потешными!

Мартин бросил на гальку свою накидку, и они долго сидели, обнявшись, и беседовали. Джоанна сказала, что, покидая Англию, не могла даже предположить, что будет так счастлива, как сейчас. А ведь когда она поднялась на корабль в порту Хариджа, то едва не разрыдалась. Проводить ее собралась вся семья — родители, братья с женами, сестра-аббатиса. Но слезы застили ей глаза, и она отворачивалась, чтобы скрыть их.

— Ты скучаешь без близких? — спросил Мартин.

— Каждый человек грустит о тех, кого оставил дома, — со вздохом произнесла она. — И ты тоже. Я знаю это, хоть ты и не любишь говорить о своем прошлом. Порой мне кажется, что ты что-то скрываешь, — заметила она после секундного раздумья. — А когда я спрашиваю, ты или отмалчиваешься, или…

Мартин не дал ей закончить, замкнув уста Джоанны поцелуями, а затем нежно, но настойчиво уложил ее на накидку.

Зашелестела торопливо сбрасываемая одежда, шепот смешивался с легкими стонами. Тела любовников сплелись, на берег укромной бухты с легким плеском набегали волны, а сверху падала тень изогнутой сосны…

Потом Мартин увлек ее в море. Джоанна прежде и представить не могла, что можно плескаться вот так — нагишом, словно во дни сотворения мира, когда на земле были только Адам и Ева… Когда же ее рыцарь отплыл слишком далеко, это испугало молодую женщину, и она принялась звать его вернуться.

Однако Мартин, удалившись от берега, внезапно увидел то, что должно было положить конец их райской жизни.

Большая галера, раскинув паруса и мощно работая двумя рядами весел, показалась из-за дальнего мыса и теперь разворачивалась, направляясь к берегу. На буксире за галерой следовал потрепанный бурей большой корабль. Даже издали было видно, что одна из мачт корабля сломана, а корпус сидит слишком низко — значит, в трюмах полно воды.

— Мартин, возвращайся же! — звала с берега Джоанна, натягивая одежду прямо на мокрое тело. — Ты сумасшедший! Плыви к берегу!

Он еще какое-то время помешкал, покачиваясь на волнах и следя за тем, как в четверти мили от гавани Олимпоса команда галеры начала убирать паруса. Набрав полную грудь воздуха, Мартин ушел под воду — холодная и темная пучина приняла его, а затем отпустила. Он вынырнул, перевел дух и вдруг понял: вот и все. Их с Джоанной время закончилось.

Он не обмолвился ни словом о галере, пока она растирала его мокрое тело и подавала тунику.

— Эти твои шрамы, — Джоанна осторожно коснулась страшных рубцов, стягивавших кожу на его груди, — откуда они?

Мартин не ответил, но про себя усмехнулся: «Милости твоего братца», — и вдруг явственно припомнил, как палачи жгли его каленым железом по приказу Уильяма де Шампера. Он молча помог своей леди подняться по склону к тропе. Джоанна все еще не замечала перемены в нем, была по-прежнему беспечна и даже не слишком огорчилась, зацепившись за корневище и уже в который раз порвав нижний край своего блио.

Она со смехом заметила, что Годит ей этого не простит, — и вдруг растерянно умолкла. С вершины скалы открылся вид на гавань и стоящие в ней суда…

Все то время, пока они возвращались в городок, молодая женщина хранила молчание. Мартин заметил, что, судя по знаку креста на парусах, оба корабля принадлежат крестоносцам, и это самая благоприятная возможность для Джоанны попасть прямиком к брату-маршалу, но в ответ она не проронила ни слова. И тогда он поймал себя на том, что больше всего хотел бы услышать в эту минуту: она не хочет покидать Олимпос и своего рыцаря.

Джоанна казалась озабоченной собой и своей внешностью: как ни старалась она привести себя в порядок, ее облик был весьма далек оттого, как следовало бы выглядеть набожной паломнице. Влажные полосы на спине от мокрых кос, кудри на висках растрепаны, порванное по шву платье открывает ногу едва не до колена.

В гавани уже толпилось множество людей. Еще издали было видно, что среди них немало рыцарей в длинных кольчугах и знаками крестоносцев на туниках, их окружали оруженосцы, рядовые пехотинцы, свита. Похоже, этим людям немало довелось испытать в море — иные, едва сойдя с корабля, опускались на землю, кое-кто начинал молиться, не обращая внимания на местных жителей. А те, воспользовавшись редким случаем, тут же развернули торговлю, предлагая чужеземцам рыбу, вино и мед. В сутолоке на причале никто не обратил внимания на подоспевшую пару, а Джоанна, прислушавшись к речи вновь прибывших, неожиданно всплеснула руками:

— Силы небесные! Да ведь это англичане!

Она едва сдержалась, чтобы не броситься к соотечественникам, но вовремя вспомнила о своем высоком положении — и тотчас превратилась в знатную даму: стан ее выпрямился, лицо замкнулось, а речь, когда она заговорила с рыцарями, была полна достоинства и любезности. Англичане тотчас окружили ее, рассказывая, в какой невиданный шторм угодил их корабль, как рухнула мачта, и как ураган помчал беспомощное судно без руля и изодранных в клочья парусов в неизвестном направлении. Но небо смилостивилось, их отыскала посланная королем Ричардом галера, которую вел милорд Роберт де Бомон, граф Лестер.

Услыхав это имя, Джоанна обрадовалась. А вскоре обнаружила в толпе высокого молодого рыцаря в горчично-желтой котте поверх доспеха из эмалевых пластин, беседующего с комендантом Чезаре. На груди котты был вышит гербовый щит, покрытый красными и желтыми квадратами, — герб дома де Бомонов.

— Дорогой племянник! — звонко окликнула Джоанна, пробираясь к нему через толпу. — Мой славный Роберт!

«Что еще за племянник?» — с недоумением подумал Мартин.

Рыцарь же, повернувшийся в ответ на зов, мгновенно просиял.

— Святые архангелы! Тетушка Джоанна! Моя обожаемая красавица тетушка!

Они, смеясь, взялись за руки, а затем рыцарь подхватил ее и закружил на весу.

Вокруг послышались одобрительные смешки, англичане обступили обоих, заслонив от Мартина. Но так или иначе он видел — Джоанна радуется этому… племяннику, или кем он там ей приходится. Граф был на голову выше своей милой тетушки, выглядел года на три старше, а одет как лондонский щеголь, хоть его темно-русые волосы и торчали вихрами во все стороны, а высокие сапоги сплошь покрывали белесые разводы соли.

Когда миновал первый порыв радости, Джоанна взяла себя в руки и опустилась перед родичем в подобающем ее положению почтительном реверансе.

— Милорд граф Лестер!

Мартин между тем припомнил, что Роберт де Бомон — один из ближайших сподвижников короля Ричарда. Если он не ошибается, Джоанна как-то говорила, что ее сестра была второй женой графа Лестерского, и этот молодой человек, следовательно, — сын графа от первого брака. Разумеется, они могут называть друг друга тетушкой и племянником.