Дождь Забвения - Аластер Рейнольдс

Она посмотрела на часы. Всего несколько минут, и – поезд, койка в вагоне. Спустя час он уже будет на полпути к французской границе, а утром окажется в Берлине. Ожье жестом попросила счет и принялась собирать вещи. Может, подействовало выпитое натощак вино, но Верити исполнилась железной решимости закончить расследование, начатое Сьюзен Уайт.

Официант в белом камербанде принес счет. Ожье покопалась в ворохе купюр и обрадовалась, увидев, что может оставить приличные чаевые. Улыбаясь, она придвинула деньги к официанту и приготовилась встать, решив, что лучше не допивать вино.

И тогда она увидела детей.

Двое стояли рядышком посреди перрона. Мальчик держал обвисшую веревочку йо-йо, девочка сжимала в руках плюшевую игрушку, похоже найденную на помойке. Мальчик был в красной рубашке и шортах, в белых носках и черных туфлях с пряжками, девочка – в грязном желтом платьице и в туфлях как у мальчика. Требовалось присмотреться, чтобы понять: это не настоящие дети, а монстры в обличье, отдаленно напоминающем детское. Их грим размяк и потек от дождя. Вокруг суетились пассажиры, но близко не подходили, возможно сами не понимая отчего.

Толпа скрыла детей, и Ожье потеряла их из виду. Она нервно сглотнула. Спокойно, без паники. Наверное, воображение разыгралось. Это всего лишь уличные оборванцы…

Когда толпа рассеялась, дети исчезли.

Верити вздохнула с облегчением, закрыв глаза. Потом залпом допила вино и приказала себе встать и выйти из ресторана. Поезд ждет. Не стоит дергаться от ужаса всякий раз, когда рядом проходит ребенок. В Париже полно чудаковатых ребятишек, и не все они хотят убить археолога Ожье.

За дверью ресторана прошла пара бизнесменов, и Верити снова увидела детей. Они опять стояли неподвижно – но уже гораздо ближе. Не смотрели на Ожье, но внимательно, с холодным спокойствием змей изучали что-то находящееся неподалеку. Прохожие снова заслонили их, а когда миновали, дети оказались совсем рядом. Несомненно, они рассматривали вход в ресторан. Еще минуту назад у Верити был шанс ускользнуть незамеченной. Теперь – нет.

Она глянула на остатки сэндвича, затем взялась за меню. Дети не должны заметить, что посетительница ресторана, сидящая в углу, очень интересуется людьми снаружи. Ведь не факт, что эта пара детей войны знает ее в лицо.

Когда Верити решилась опять бросить взгляд на дверь, за ней обнаружила лишь девочку. Мальчик уже зашел внутрь и приблизился к празднично освещенной стойке с пирожными. Над его головой жужжала пара мух, очевидно больше заинтересованных им, чем сластями.

Ожье отодвинулась дальше в угол. Ничто не заслоняло ее от мальчика, но он, кажется, еще не заметил ее. Стоял точно приклеенный к полу, медленно обводя взглядом зал. Голова двигалась, точно охранная видеокамера. Верити захотелось пересесть за другой столик, спрятаться за зеркальным экраном, частично разделявшим зал. Но мальчик наверняка заметит движение. Его глаза лишь изредка моргали, словно он напоминал себе, что людям свойственно моргать. Голова неуклонно поворачивалась в ее сторону. Еще несколько секунд, и заметит. Ожье запоздало вспомнила, что у нее два пистолета – здешний автоматический, взятый у мертвого Бартона в тоннеле, и добытый там же изящный пистолетик детей. От этого прибавилось уверенности – но ведь применять оружие здесь нельзя. Наверняка дети сами вооружены, их может быть не двое, а больше. Даже если удастся их застрелить, едва ли Верити сможет покинуть вокзал. Полиция рядом, она отреагирует быстро.

Взгляд мальчика, казалось, проткнул ее насквозь. Верити застыла, отчаянно надеясь, что он не узнает ее. Ведь она одета по-другому, растрепана, грязна и полумертва от усталости. Нет, бессмысленно цепляться за эту соломинку. Несомненно, мальчик ищет именно ее, Верити Ожье, и смена одежды не обманет его.

Ожье опустила руку под стол, потянулась за пистолетом. Похоже, все-таки придется стрелять, невзирая на последствия.

Мальчик все смотрел на – а точнее, сквозь нее. Верити казалось, будто ее осветил луч прожектора – и пополз дальше. Голова ребенка продолжила поворачиваться, прочерчивая взглядом соседние столики, – и повернулась уже больше чем на девяносто градусов. Ожье подумала, что посетители могут заметить странность: у человеческих детей не бывает настолько подвижных позвоночников. Но похоже, никто в ресторане не обращал внимания на жуткого мальчугана.

Голова остановилась, медленно двинулась в другую сторону. Ожье ощутила: теперь он не просто смотрит в ее сторону, но сосредоточил внимание на столике, за которым она сидит, и на ближайшей его окрестности. На лице, покрытом толстым слоем макияжа, появилась чуть заметная улыбка – довольная, издевательски-насмешливая.

Голова мальчика резко повернулась в сторону двери, и он пронзительно взвизгнул. Любому постороннему визг показался бы бессмысленным сочетанием звуков, быть может, признаком умственной отсталости. Но Ожье знала: этот возглас плотно набит информацией и другие дети могут расшифровать ее.

Не сгибая ноги в коленях, будто недоделанная кукла, мальчик зашагал к Ожье. Она попыталась сделать вид, что ее это никак не касается, – сосредоточенно глядела на часы, надеялась, что мальчик передумает. Он уже спрятал йо-йо в карман, и теперь в руке его блестело что-то похожее на острый осколок зеркала.

На плечо ребенка легла рука. Тот резко повернул голову, лицо исказила гримаса недоумения и злости, отчего окончательно растрескалась и сдвинулась толстая корка грима. Над мальчиком высился огромный даже по взрослым меркам официант в темном костюме. Все еще стараясь не глядеть прямо на приближающуюся угрозу, Ожье, скосив глаза, увидела: великан нагнулся, изогнул толстую шею, приблизив усатую голову к ребенку. Губы задвигались, но заговорить он не успел: рядом серебристо сверкнуло, и он отступил на шаг, слегка удивленный, словно вдруг услышал не по-детски вычурное ругательство.

Затем мужчина рухнул на выставку пирожных, раскинулся на оцинкованной витрине. На белом камербанде разрослась кровавая звезда. Мужчина схватился за рану, поднес к лицу окровавленные пальцы. Затем попытался заговорить, но слова не шли, будто застревая в горле. Люди за ближними столиками прекратили есть, беспокойно загомонили. Кто-то закричал, взвизгнула женщина. Разбился о пол стакан.

Мальчик исчез.

Спустя несколько секунд вокруг заколотого официанта разверзся ад. Ожье не могла разглядеть, что происходит за спиной столпившихся зевак и незваных помощников. Второй официант орал в телефон, третий кинулся на платформу искать полицейских. Смятение и крики привлекли внимание толпящегося снаружи вокзального люда. Железнодорожник, почти в точности как подкупленный Флойдом в метро служащий, приблизился к ресторану и, оценив масштаб сумятицы, тяжело побежал, тряся вислым животом. Раздалось три пронзительных свистка.

Ожье встала, собрала вещи. Интересно, дети еще снаружи, поджидают ее? Трудно сказать. Но нельзя опаздывать на берлинский поезд и уж точно не следует оставаться здесь. Скоро явится полиция и перепишет имена и адреса свидетелей. Если Ожье попадет в жернова здешнего закона, ей несдобровать. Ведь служащий со станции «Кардинал Лемуан» мог и рассказать начальству про странную девушку, которая ходила по тоннелю.