Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан

Действительно, очень многие предпочитают делание, поскольку через него они приходят к чему-то сделанному, свершенному, но разве чистое бытие не представляет собой столь же огромную ценность и не приносит столь же большую психическую пользу? Разве не созерцание предшествует действию? Я решил, что буду в тишине упражняться в познании и усвоении бытия – бытия как сосуществования с другими людьми, какими я их нахожу (несовершенными), и со своим несовершенным «я», – чтобы насладиться всем, что существует и что дается мне в этот самый момент, не пытаясь его изменить или даже описать. (Хаксли под действием мескалина был одержим тем же самым желанием: «Если бы кто-то всегда видел нечто подобное, он бы никогда не захотел ничего другого».) Даже сейчас, уносимый этим благодатным созерцательным потоком, я вынужден был противиться настырному желанию пристать к берегу и рассказать Росио о своем грандиозном прорыве. «Нет, ни за что! Пусть это просто пребудет с тобой», – вынужден я был напомнить самому себе.

К этой двойственности и неприязни к бытию, понял я, меня привела словесная схватка с Джудит, которая состоялась прошлым вечером. Джудит сетовала на свою жизнь и на то, что ей многое в этой жизни не нравится, а я, вместо того чтобы просто посочувствовать ей, сказать, что я ее понимаю, ее и ее дилемму, тут же принялся перечислять практические вещи, с помощью которых она могла бы спастись от мучительной ситуации. Но это было совсем не то, чего она хотела и что ей требовалось, и она рассердилась. Теперь-то я вижу совершенно ясно, почему моя попытка прийти ей на помощь больше навредила ей, чем помогла.

«Больше существуй и меньше делай» – именно такой оказалось моя лепта в «дело мира». Но как только я облек мысль в слова, я понял, что здесь есть одна проблема, причем большая проблема, потому как разве не является сам акт принятия решения о более благосклонном отношении к бытию некой формой делания? Разве это не является предательством по отношению к самой идее? Истинный знаток бытия никогда бы не помыслил принимать решения! Короче, я запутался в философском гордиевом узле, выстроил парадокс или сочинил коан, который был не в состоянии распутать, поскольку не был достаточно умен или просветлен для этого. Поэтому то, что начиналось как одно из самых потрясающих переживаний в моей жизни, кончилось полчаса спустя ничем, оставив на моем лице лишь слабое подобие улыбки.

* * *

Даже теперь, много месяцев спустя, я не могу сказать со всей определенностью, что мне дал этот последний трип. Его сокрушительное сюжетное развитие – этот ужасный кульминационный момент, быстро сменившийся такой сладостной развязкой, – нарушило связную форму рассказа или путешествия. В нем отсутствовали начало, середина и конец, которые были во всех моих предшествующих странствиях и на которые мы обычно ориентируемся, когда пытаемся осмыслить пережитое. Это и та умопомрачительная скорость, с которой развивался этот сюжет, не позволили извлечь из него много информации или знаний, за исключением психоделической (и ставшей уже классикой) банальной истины о важности бытия как такового. (Спустя несколько дней после моего «жабного трипа» я наткнулся в компьютере на старое электронное письмо, которое мне прислал когда-то Джеймс Фадиман; оно, как ни странно, заканчивалось словами, которые, если подумать, вполне можно расположить в виде ритмичных стихотворных строк: «Что бы вы ни делали, надеюсь, / от этого оступитесь и впредь / к этому не прикоснетесь вовсе».)

«Усвоение опыта» оказалось весьма поверхностным: мне пришлось самому разгадывать уроки, преподанные «жабой», какими бы они ни были. Можно ли пережитое мной назвать духовным или мистическим опытом и был ли он таковым? Или же то, что происходило в моем сознании, было лишь побочным явлением действия этих странных молекул? (Или и тем и другим?) В моей памяти всплыли слова, сказанные Оливией: «Это вопрос не по существу. Это то, что мне открылось, и ничего больше». Что, если и мне что-то открылось? Но что?

Не уверенный, с чего именно нужно начинать, я все же понимал, что лучше всего будет сравнить пережитое мной с тем, что переживали другие добровольцы, участвовавшие в исследованиях, проводившихся в медицинском центре Хопкинса и Нью-Йоркском университете. Поэтому я тоже решил заполнить «Анкету установления мистического опыта»[43] (ее обычно заполняют участники исследований после каждого проведенного с ними сеанса), посчитав, что из нее-то я наверняка узнаю, подпадает ли пережитое мной под этот критерий или нет.

Анкета предлагает оценить по частоте и количеству тридцать психических явлений – мысли, образы, чувства, которые психологами и философами рассматриваются как типичный мистический опыт. (Вопросы анкеты основаны на трудах Уильяма Джеймса, У. T. Стейса и Уолтера Панке.) «Опираясь на совокупность всего пережитого вами во время сеанса, вспомните и оцените по степени значимости (частоте и количеству раз) следующие явления», используя шестибалльную шкалу оценок от нуля до пяти. (Нуль означает «ни разу», а пять – многократность, то есть «чаще, чем все другие явления».)

Некоторые пункты оценивать было легко: «Потеря чувства времени». М-м, 5 баллов. «Чувство изумления». Ага! Еще 5 баллов. «Чувство, что пережитое невозможно адекватно выразить словами». Н-да. Снова 5 баллов. «Приобретение глубоких знаний, добытых на интуитивном уровне». Гм. Полагаю, мысль о значимости бытия за таковые сойдет. На сколько же баллов она тянет? Может быть, на три? А вот как оценить это положение: «Чувство, что вы приобщились к вечности или бесконечности»? Да, есть над чем призадуматься. В данном случае языковой эквивалент подразумевает нечто более позитивное, чем то, что мне было дано испытать на уровне чувства, когда время исчезло и меня охватил ужас. «Нет», – решил я, то есть нуль. «Чувство слияния личного „я“ с большим целым»; этот пункт просто идеально выражает чувство моего слияния с ядерным взрывом. Хотя это скорее ощущалось как расщепление моего «я», нежели как слияние, но так уж и быть, поставлю 4 балла.

А что делать вот с этим? «Уверенность, что вы встретились с Высшей Реальностью (в смысле, что вы были способны „увидеть“ и „понять“, что действительно для вас реально на каком-то этапе вашего опыта)». Ну что ж, я действительно вернулся из своих странствий с некоторыми убеждениями (одно из них, в частности, касается существования и делания), но их вряд ли назовешь встречей с Высшей Реальностью, какова бы она ни была. Несколько следующих пунктов тоже вызвали у меня желание вскинуть в отчаянии руки: «Чувство, что вы пережили нечто глубоко сакральное или священное» («нет») или «Озарение, что „все суть едино“» («да», но не в лучшем смысле этого слова; в разгар всепоглощающего психического шторма, мне ничего так не хватало, как дифференциации и множественности). Пытаясь оценить ряд других подобных пунктов, я чувствовал, что анкета все дальше и дальше уводит меня в направлении, где я неизбежно должен буду прийти к выводу, что все это совершенно не соответствует тому, что я чувствовал.

Но когда я подсчитал количество баллов, то удивился: я набрал 61 балл, на один больше, чем то количество, которым обозначен порог «полноценного» мистического опыта. Я таки перевалил через него. Так это и был мистический опыт? Честно говоря, я ожидал чего-то другого. На мой взгляд, мой мистический опыт таковым совершенно не выглядел и не ощущался. Поэтому я заключил, что «Анкета установления мистического опыта» – ветхая сеть, малопригодная для такого улова, как мои откровения, навеянные «жабой». Это даже не улов, а психологический прилов, решил я, и его, вероятно, лучше просто выбросить вон.