Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Другую половину рати составили полки Ростиславичей и их союзников, которые и прежде в союзе с Андреем вели войну против новгородцев. Летописи называют по именам смоленского князя Романа и его брата Мстислава, которые действовали соответственно со смолянами и торопчанами. Кроме них, в поход на Новгород выступил полоцкий князь Всеслав Василькович (по имени не названный), союзник Ростиславичей, всецело обязанный им своим княжением в Полоцке. Как и смоляне и жители Торопца, полочане жаждали отомстить новгородцам за разорение собственной земли несколькими месяцами раньше. Что же касается Святослава Ростиславича, недавнего хозяина Новгорода, ради возвращения которого на новгородский стол формально и велась эта война, то он также принял участие в походе. Однако дни его оказались сочтены. В Волоке, на пути к Новгороду, то есть в самом начале похода, князь скончался[142]. Тело его было перевезено в Смоленск и с почестями похоронено в соборной церкви Пресвятой Богородицы, усыпальнице смоленских князей. Зная об исходе новгородской кампании, можно, наверное, сказать, что преждевременная кончина князя стала предвестником будущего поражения смоленских и суздальских дружин. Между прочим, с его смертью оказались не вполне ясными цели всего похода. Новым новгородским князем, по логике вещей, должен был стать кто-то из его братьев, но кто именно, нужно было ещё решить. Нужно было ссылаться с Андреем, а для этого требовалось время. Князья продолжали действовать как бы по инерции, и это не могло не сказаться на их настроениях, а значит, и на боеспособности войска.

Хотя общее число князей, участвовавших в Новгородской войне, было меньше, чем в прошлогоднем походе на Киев, всё равно объединённая рать казалась громадной, неисчислимой. «И толико бысть множьство вой, яко и числа нетуть!» — восклицал киевский летописец. А новгородский книжник, современник событий, писал, что против его города выступила «вся земля просто Русьская», собранная Андреем. (Отметим, что словами «Русская земля» обозначена здесь не Южная, или Киевская, Русь, как это бывало раньше, а Русь Северо-Восточная.) Впоследствии в Новгороде прочно утвердилось мнение, будто в тот год против них собрались 72 князя — цифра поистине эпическая и, разумеется, весьма далёкая от действительности. Что же касается самих новгородцев, то они могли рассчитывать лишь на собственные силы. Изначально их шансы на успех казались ничтожными. (Новгородцы же, «слышавши ту силу велику, на них грядущю, и в скорби быша велици, и в сетовании мнозе…» — писал впоследствии автор «Слова о Знамении…».) Но, как это часто бывает в истории, события пошли совсем не по тому сценарию, какой можно было бы ожидать.

Поход начался в феврале 1170 года. И суздальские, и смоленские полки действовали на Новгородчине с той же жестокостью, что отличала их и раньше, под Киевом и в самом Киеве. «…И пришедше в землю их, много зла створиша, — не скрывает суздальский летописец, очевидно, ставивший жестокость в отношении новгородцев в заслугу своим воям, — сёла вся взяша и пожгоша и люди по сёлам исекоша, а жёны и дети, именья и скот поимаша». И на этот раз суздальских и смоленских князей, участников похода, ничуть не остановило то обстоятельство, что начался Великий пост — время молитвы и смирения, а не озлобления и кровопролития. Новгородцев предстояло примерно наказать за самоуправство, за отказ выполнять требования князя Андрея, и это пересиливало остальные соображения. Но и новгородцы были преисполнены решимости дать отпор врагу. Требования, с которыми Андрей обратился к жителям города, включали в себя изгнание князя Романа Мстиславича и отнятие посадничества у Якуна, а может быть, и расправу с ним. Но не тут-то было. «Новгородцы же сташа твердо о князи Романе о Мьстиславлици, о Изяславли внуце, и о посаднике о Якуне…» — сообщает новгородский летописец. И далее: «…И устроиша острог около города». По-видимому, время для того, чтобы подготовиться к обороне, у новгородцев имелось, и работы были проведены заранее.

Карта 5. План Новгорода (по Б.А. Колчину).

Цифрами на плане обозначены: 1 — Софийский собор; 2 — церковь Рождества Богородицы в Десятинном монастыре; 3 — церковь Спаса на Ильине улице; 4 — Знаменский собор

Заблаговременно же были увезены или уничтожены все запасы продовольствия, которыми могли воспользоваться враги. Осаждать город предстояло в очень тяжёлых условиях — во-первых, зимой, а во-вторых, при почти полном отсутствии хлеба и кормов для коней.

Объединённая рать подступила к городу 22 февраля, в первое воскресенье Великого поста («в неделю на Събор», как определяет этот день автор Новгородской летописи). Суздальские и смоленские полки расположились не у самого города, но в некотором отдалении от него. Как водится, начались переговоры, съезды послов с обеих сторон. Переговоры продолжались в течение трёх дней, но ничем так и не завершились. Штурм города сделался неизбежным.

Решающее сражение под стенами построенного новгородцами острога пришлось на среду 25 февраля. Место главного удара рати Андрея Боголюбского нам известно: основные события развернулись там, где впоследствии новгородцами будет выстроен монастырь Рождества Богородицы «на Десятине». Остатки этого монастыря существуют и поныне в Людине «конце» на Софийской стороне Новгорода (нынешняя Десятинная улица). Основан монастырь был только в 1327 году, а прежде здесь, по всей вероятности, проходила граница городской территории, которую новгородцы и окружили временными стенами. «А новгородьци вси бяху за острогом, не можаху бо противу их стати, нъ токмо плакахуся, кождо себе видяще погыбель свою», — продолжает нагнетать чувство безысходности автор «Слова о Знамении…». По его словам, суздальцы разделили между собой улицы Новгорода — каждому из отрядов должна была достаться заранее определённая часть добычи. В действительности, однако, плач и сетования не помешали новгородцам изготовиться к битве. «…И бьяхуться крепко с города», — констатировал суздальский летописец, автор рассказа о новгородской осаде.

В течение всего дня инициатива переходила то на одну, то на другую сторону. В смоленской рати особенно отличился князь Мстислав Ростиславич, недаром прозванный Храбрым. Ему удалось прорваться внутрь городских укреплений, однако развить успех смолянам не удалось; не поддержали их и суздальские полки. «…И приходяще полки, бьяхуся крепко у города; Мьстислав же бе въеха в ворота и, побод (проткнув, поразив. — А. К.) мужей неколько, возворотися опять к своим», — сообщает киевский летописец, в рассказе которого сохранились фрагменты придворной летописи смоленских Ростиславичей[143].