Королевская канарейка - Анна Кокарева

Там всё в крови было. Он погиб. Но как воин, да воссияют для него чертоги Мандоса!

Трандуил только сухо сказал, что Ганконер сбежал. И я поняла, что сам он верит, что тот погиб, а мне позволяет заблуждаться, если я хочу, чтобы не расстраивалась и была в сносном настроении. Нехорошо огорчать богиню.

А я и правда верила, что он сбежал, и порадовалась за него. Было бы невыносимо думать, что такое ужасное чудесное существо погибло. Пусть живёт — где-нибудь там, и будет счастлив. А что не действовавшее на меня, но имевшееся заклятие на крови исчезло, а исчезнуть должно было только со смертью Ганконера — об этом я в тот момент почему-то не думала.

39. Кустик земляники

за корень на краю обрыва

успел схватиться и вишу,

а рядом кустик земляники

и восемь ягодок на нем

© nadjavandelft

«… И сия пучина поглотила их в один момент. В общем, все умерли» ©

За завтраком я была невоздержанна и налегала на травник, отчего теперь постоянно хотелось в кустики. Вздыхая о своей жадности во всех смыслах — ну, что стоило либо травником не надуваться, либо отказаться от прогулки, предложенной Мортфлейс! Но: «Ах, только начало июня, а на южных полянках начала поспевать земляника!», «Ах, купальницы в этом году цветут особенно прекрасно!» — и я радостно согласилась на землянику, на купальницы и на прочее веселье. Еле конца урока дождалась. Трандуил, весь в королевских заботах, только поухмылялся покровительственно, и было видно, что рад он и моему веселью и, отдельно, невинности интересующих развлечений.

Выяснив, что полянки находятся в сердце пущи и людей там встретить совершенно невозможно, порадовалась. Нет, нападения я больше не опасалась, но возник нюанс — недавно купцы привезли товары, и королевский эконом не был уверен, что полностью понимает желания человеческой женщины. Я была звана посмотреть, вдруг что-то понравится, и из любопытства пошла. Так на товары толком и глядеть не стала, неприятно поражённая реакцией людей на себя — боялись глаза поднять, не то, что слово сказать. Впечатлились расправой над браконьерами. Умеет эльфийский король эффектно запугивать. Хотя, казалось бы, купцы — им торговля и налаживание отношений важнее всего, они дерзкими и пронырливыми должны быть. Однако не порывались добрые люди мне продать что-нить или сплетни посплетничать — смотрели с ужасом, как будто я сама этих несчастных съела. Аж неудобно стало. Лучше с людьми и не встречаться вовсе.

Возвращаясь в очередной раз из кустов, с недоумением осмотрелась, не увидя Мортфлейс там, где оставляла её. Прошлась по земляничной полянке, и, добредя до огромного дуба, остановилась под ним, оглядываясь.

И была притиснута к его стволу ссыпавшимся из кроны Леголасом. В первую секунду только и могла, что, купаясь в родном запахе, шептать, что скучала, что ждала, что не знала, как жить без него, но как-то жила. Немного придя в себя, смущённо и испуганно пробормотала, что не одна здесь, и что нам нельзя, и упёрлась руками в его грудь.

— Твоя дуэнья спит. Я задействовал амулет, иначе бы она напала на меня, а я не хотел ей навредить.

— Есть и другая охрана.

— Знаю. Но эти не посмеют напасть на принца и даже не покажутся. Отцу доложат, но и только, — Леголас остановился, но продолжал прижимать к дереву.

Я молчала. Что тут скажешь или спросишь? Почему он тут, а не в Линдоне? Глупый вопрос, и так понятно всё. Что нельзя делать то, что он делает? А то он не знает! Что Трандуил будет в гневе и я боюсь за принца?

— Уходи. Оставь меня.

— Я бы оставил, если б мог. Пытался. Но как представлю ждущие меня годы мучительного и напрасного желания! Если бы я мог забыть! Я не в силах смирить себя, зная, что мы оба этого хотим.

— Да, и я хочу, чтобы ты был жив и здоров, а чувства пройдут со временем.

— Нет. Слишком мучительно. Не хочу так.

— Чего же ты хочешь?

— Тебя. И взаимности. Я устал от холода и безнадёжности, согрей меня хоть на миг. Позволь ещё раз опьяниться твоим телом, а там будь, что будет.

Он не пытался прижать к себе, но и не давал отодвинуть. И так нежно просил, что я сдалась и перестала отталкивать.

Я всего лишь женщина, а он светлый князь, я не могу устоять. Горько всхлипывая, что не вынесу, если стану причиной его гибели, отпустила руки и потянулась к острому ушку, и на этом все осмысленные речи кончились. Мой жар возбуждения и в сравнение не шёл с полыхавшим в нём. Сначала эльф сдерживался и, отчётливо стесняясь своего голода, старался быть медленным, но первый же поцелуй лишил его самообладания, и я почувствовала, как горячие трясущиеся руки задирают подол, как он рвёт у себя на поясе какие-то завязки — и тут же, подхватив под ягодицы и прижав к дереву, с криком входит целиком и замирает, окаменев от наслаждения, не в силах двинуться или издать звук перемкнутым горлом. Постояв так, он наконец смог вдохнуть и виновато шепнул:

— Я кончу, как мальчишка, через несколько фрикций.

Совершил несколько тяжёлых сильных толчков, и я почувствовала, как его семя тугой струйкой ударило меня внутри, а он с животными беспомощными стонами старался загнать его ещё глубже. Потом стоял, закрыв глаза и прижавшись всем телом, и чувствовалось, что он плывёт просто от близости.

— Это будет долго, столько, сколько захочется. Я так отвык от женского тепла, от того, что у тебя там горячо, — его шёпот обжигал ухо; только что кончивший член почему-то не падал, наоборот становился больше и жёстче, — какое это наслаждение — ебать любимую, которая хочет.

Он не переходил на квенья, и уши только что в трубочку не сворачивались от того, что он говорил, и это сводило с ума.

Я теряла себя, он же, утолив первый голод, стал нетороплив и нежен, но был всё так же настойчив. И я позволяла всё — он валял меня по этой полянке, как хотел, и мысли, что охрана наверняка всё видит, ужасали, но где-то на краю сознания, захлёстываемого счастьем от обладания телом возлюбленного.

Золотистые сумерки спускались на поляну. Лежала на смятой траве и не могла двинуться. Смотрела в синие глаза принца, лежащего рядом, и как на фоне вечереющего неба ветерок шевелит травинки, и на кустик земляники, прячущийся в этой траве, безмятежно покачивающейся между нами. Что делать, как