Если бы всё было иначе - Сара Эверетт

Я внутренне содрогаюсь от иронии его слов. Мне не удалось позаботиться о Люке – ни пока мы встречались, ни после гибели Ро, ни после смерти Мэл. Наоборот, заботились обычно обо мне. Особенно Коэны.

Когда мы останавливаемся у машины Люка, он кладет наши рюкзаки в багажник. Я сажусь на пассажирское сиденье, а он запрыгивает на водительское.

Через несколько минут мы уже стоим в кафе. Я делаю заказ первой и быстро его оплачиваю, чтобы не обсуждать, кто за кого платит. Люк никак на это не реагирует.

Мы выбираем столик у окна. Сейчас не сезон для замороженных десертов, но от встречи с Люком и из-за того, что в кафе на всю мощность работает отопление, меня бросает в пот. Я снимаю крутку и вешаю ее на спинку стула, а потом так быстро, как только возможно, одергиваю рукава.

Но недостаточно быстро.

Люк наклоняется ко мне через стол.

– Ты сделала татуировку?

– Да. Ничего особенного, просто пара слов.

– Можно посмотреть? – просит он, а потом тянется ко мне и аккуратно закатывает рукав. От его прикосновения у меня кружится голова. Он молчаливо изучает слова, набитые на внутренней стороне моей руки у самого локтевого сгиба, и я чувствую себя обнаженной.

«Счастливая, благодарная, красиво одетая, храбрая, живая» – вот что там написано.

Я вижу, как Люк сглатывает ком в горле.

– Просто мне всегда нравилась эта фраза, с того самого вечера, когда она ее сказала, – торопливо объясняю я. – Не то чтобы я считаю, что имею право на ее слова или что-нибудь в этом духе. Они просто остались в моей памяти, и я постоянно думала…

– Красиво, – говорит Люк, убирая руку и запуская ложку в свой стаканчик с йогуртовым мороженым. – Ей бы понравилось.

Я не знаю, что сказать, поэтому молчу.

– А когда ты ее сделала? – спрашивает он.

– В октябре, – говорю я.

Он поднимает на меня взгляд, и наши глаза встречаются.

В октябре, который был для нас худшим месяцем, пока не случился август. Хотя, возможно, худшим все же остался октябрь.

– Мне очень нравится, – говорит он. – Только ты добавила лишнее слово.

Я удивлена, что он заметил. То есть, конечно, он тоже был в ресторане, когда Мэл говорила этот тост. Но я не думала, что эта фраза произвела на кого-то такое же глубокое впечатление, как на меня.

– Да, – подтверждаю я.

Когда эти слова наносили мне на руку, я много думала о Мэл, но и о себе тоже. Я думала о том, как ощущала себя в прошлом году, как барахталась в пустоте, считая, что никогда не смогу удержать рядом с собой тех, кого люблю.

После того разговора с родителями наши отношения постепенно начали налаживаться, но это не значит, что они всегда были идеальными. У нас бывают семейные советы, мы проводим время вместе, шутим и смеемся, но все же эта новая семья еще не успела окрепнуть.

Но когда тату-мастер начал набивать эти слова чернилами на моей коже, я кое-что для себя решила. Неважно, сможем ли мы наладить отношения в семье или нет. И неважно, была ли я официально частью семьи Коэн или нет – но не потому, что они перестали иметь для меня значение. Наоборот, теперь они значили для меня больше, чем когда-либо, потому что я знала наверняка: за все те годы мы действительно стали семьей, мы выбрали друг друга, и это было нечто невероятное и прекрасное.

Но мне хотелось, чтобы у меня осталось что-то, за что я могла бы держаться. Жизненный якорь, который никуда не исчезнет.

Когда-то я примерила слова Мэл на себя и с тех пор стремилась им соответствовать. Возможно, теперь они смогут стать тем пространством, которое я выточила для себя в этом мире. Местом, куда я смогу возвращаться снова и снова, потому что оно находится внутри меня.

Я решаю не высказывать эти мысли вслух, и мы с Люком едим мороженое в тишине, а потом возвращаемся к его машине. Он выглядит задумчивым, и когда мы садимся внутрь, он не заводит двигатель.

– У меня вряд ли получится, – наконец произносит он, проводя рукой по волосам. – Видеть тебя, а потом делать вид, что тебя здесь нет.

– Я буду держаться на расстоянии, – обещаю я, но он качает головой.

– Я не это имел в виду, – говорит он. – Точнее, я сам не знаю, что имел в виду, но я точно не хочу, чтобы мы с тобой вели себя так, как будто друг друга не знаем.

Я растерянно моргаю.

– Так давай не будем.

– Я не обещаю, что смогу быть тебе другом.

Он произносит эти слова, опустив взгляд, как будто совершает страшное признание.

Я пребываю в замешательстве. Он хочет, чтобы я перевелась в другой университет? Если да, то это бред. Я не за ним сюда приехала. Просто это лучший университет в нашем штате.

– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, – говорю я.

– Тогда давай не будем ничего говорить, – предлагает он. – Не будем ничего друг другу обещать, но и врать тоже не будем.

Я хмурюсь.

– Я не понимаю…

– Я хочу общаться с тобой. Но не в качестве сына Мэл, или брата Ро, или бывшего парня, или коллеги с летней работы.

– По-моему, ты перечислил все свои звания.

Он криво усмехается.

– Так давай посмотрим, не осталось ли чего-нибудь еще, – говорит он.

Я собираюсь сказать «нет».

По причинам, которые уже стали привычными.

«Из наших отношений ничего не получается».

«Мы наделали ошибок».

«Я все разрушила».

«Я не заслуживаю того, чтобы быть счастливой».

Но я останавливаю себя и вспоминаю слова, которые решила набить на своей коже как раз ради таких моментов, как этот. Для важных моментов.

Слова Мэл, которые остались бы со мной навсегда, даже если бы я не сделала эту татуировку.

Счастливая, благодарная, красиво одетая, храбрая. Живая.

Каждое из этих слов – про меня, и я не знаю, найдется ли среди них место для Люка Коэна, но определенно хочу это проверить.

– Давай, – соглашаюсь я.

Он широко улыбается, заводит машину и оборачивается ко мне.

Прежде чем я успеваю что-то понять, его пальцы прикасаются к моей щеке, ласково заправляя за ухо выбившуюся прядь.

– Где твой дом, Джей-Джей?

– Я покажу.