Бен-Гур - Льюис Уоллес

Среди трехсот тридцати преемников доброго царя Менеса было восемнадцать эфиопов, один из которых, Оратес, дожил до ста десяти лет. Он правил уже семьдесят шесть лет. При нем народ благоденствовал, страна тучнела и процветала. Правил он мудро, потому что много повидал на свете за свой век. Жил он в Мемфисе, где находился его главный дворец, его арсенал и его сокровищница. Часто он посещал Бутос, чтобы поговорить с Латоной.

Супруга фараона умерла. Была она слишком стара, чтобы тело ее могло быть забальзамировано, как того требовал обычай. Но фараон любил ее и, оплакивая ее кончину, был безутешен. Видя это, Латона однажды пожелала поговорить с ним.

– О Оратес, дивлюсь я, что столь мудрый и великий человек не знает, как излечить подобную печаль.

– Назови же мне лекарство от нее, – молвил царь.

Латона три раза поцеловала пол перед великим царем и затем сказала, зная, что мертвые не могут слышать живых:

– В Асуане живет Ненехофра, прекрасная, как Хатор. Пошли за ней. Она отказала всем властителям страны и принцам пустыни и не знаю уж скольким царям, но кто сможет отказать Оратесу?

Ненехофра спустилась по Нилу в барке более роскошной, чем кто-либо когда-нибудь видел; сопровождала ее целая флотилия других барок, каждая из которых уступала в роскоши ее барке. Вся Нубия и Египет, мириады людей из Либии, а также орды троглодитов и немалое число макробилов, живущих за Лунными горами, стояли по берегам реки, чтобы поглядеть на кортеж, овеваемый ароматными ветрами и сверкающий золочеными веслами.

Вдоль аллеи сфинксов и двукрылых львов прошествовала Ненехофра и предстала перед Оратесом, сидевшим на троне, специально воздвигнутом рядом с изукрашенным рельефами пилоном дворца. Он приветствовал ее, усадил рядом с собой на троне, надел ей на руку браслет в виде священного урея[91]и поцеловал ее. Таким образом, Ненехофра стала царицей всех цариц.

Но этого было недостаточно для мудрого Оратеса; он хотел любви, которая бы сделала царицу счастливой. Поэтому он был с ней очень нежен, показал ей все свои владения, города, дворцы, подданных; свои армии, свои корабли, и своими руками он ввел ее в свою сокровищницу, говоря «О Ненехофра! Только поцелуй меня, любя, и все это станет твоим».

И, думая, что она может быть счастливой, она поцеловала его раз, два и три – трижды поцеловала его, несмотря на его сто и десять лет жизни.

Весь первый год она была счастлива, и год этот пролетел очень быстро; но на третий год она чувствовала себя несчастной, и год этот тянулся очень долго; и тут ее постигло просветление: то, что она принимала за свою любовь к Оратесу, представляло собой всего лишь изумление его властью. Как же хорошо, что она смогла понять это! Она поникла духом; теперь она постоянно проливала слезы, и ее прислужницы не могли припомнить, когда они слышали смех царицы. Розовый цвет ее щек сменился пепельным, она чахла и таяла буквально на глазах. Некоторые говорили, что ее преследуют Эринии[92]за жестокость к любимому; другие утверждали, что она поражена неким богом, завидующим Оратесу. Какой бы ни была причина ее увядания, все заклинания магов не могли восстановить ее здоровье и красоту, и все рецепты докторов не приносили облегчения. Ненехофру явно ждала смерть.

Оратес повелел истесать крипту для нее рядом с гробницами других цариц. Призвав в свой дворец лучших скульпторов и художников Мемфиса, он велел им украсить эту гробницу так, как еще не была украшена ни одна гробница умерших царей.

– О, ты прекрасна, как сама Хатор, моя царица! – говорил царь, чей любовный пыл не уменьшили даже его сто тринадцать лет. – Назови же мне причину твоего нездоровья, которым ты страдаешь.

– Ты не будешь больше любить меня, если я тебе скажу, – в сомнении и со страхом отвечала она.

– Не любить тебя! Да я буду любить тебя еще больше! Клянусь тебе очами Осириса, возлюбленная моя! Говори же! – воскликнул он, страстно, как любовник, и повелительно, как царь.

– Выслушай меня, – сказала она. – В пещере неподалеку от Асуана живет отшельник, самый старый и самый уважаемый среди своих собратьев. Его зовут Менофа. Он был моим наставником и защитником. Пошли за ним, о Оратес, и он откроет тебе то, что ты хочешь знать; и еще он поможет тебе найти лекарство от моей болезни.

Обрадованный Оратес воспрянул духом и вышел из залы лет на сто моложе, чем в нее вошел.

– Говори! – велел Оратес Менофе, которого привели во дворец в Мемфисе.

И Менофа ответил:

– О могущественнейший из царей, если бы ты был молод, я бы не ответил тебе; сейчас же я скажу тебе, что царица, как и всякая другая смертная женщина, несет кару за свое преступление.

– Преступление! – сердито воскликнул Оратес.

В знак подтверждения Менофа низко склонил голову.

– Да, преступления перед ней самой.

– Мне не доставляет удовольствия слушать загадки, – сказал царь.

– То, что я сказал, это не загадка. Ненехофра росла у меня на глазах и рассказывала мне обо всем, что случалось в ее жизни. Так, в свое время она поведала мне о любви, которую она питала к сыну садовника своего отца, юноше по имени Барбек.

При этих словах Оратес нахмурился, начиная понимать.

– С этой любовью в сердце, о царь, она пришла к тебе, и из-за этой любви она сейчас умирает.

– И где сейчас этот сын садовника? – спросил Оратес.

– В Асуане.

Царь вышел из залы и отдал два повеления. Одному из своих приближенных он сказал:

– Ступай в Асуан и приведи сюда молодого человека по имени Барбек. Ты найдешь его в саду отца царицы.

Другому приближенному он сказал:

– Собери рабочих, инструменты и материалы, вообще все необходимое и сооруди для меня на озере Хеммис остров, который бы плавал по озеру, гонимый ветрами, неся на себе храм, дворец и сад со всеми видами деревьев и виноградников. Сооруди этот остров, и пусть он будет полностью оснащен всем необходимым к тому времени, когда луна начнет убывать.

Затем, зайдя в покои царицы, он сказал:

– Возвеселись, о царица. Я знаю все и уже послал за Барбеком.

Ненехофра поцеловала его руки.

– Ты будешь принадлежать ему, а он тебе, и никто в течение целого года не помешает вашей любви.

Она поцеловала его ноги, но он поднял ее и поцеловал в ответ. И розы опять расцвели на ее щеках, губы окрасились алым, и смех вернулся в сердце царицы.

Целый год прожили царица и садовник Барбек на острове Хеммис, который стал одним из чудес света. Не существовало более прекрасного храма любви во всем мире. Целый год царица и садовник не видели никого больше и существовали только друг для друга. Когда же год этот закончился, царица вернулась во дворец в Мемфисе.