Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

Участники представления были одеты по итальянской моде и носили шитые золотом шапочки. Тем не менее невозможно было не опознать среди них высокого широкоплечего мужчину. Генриху, казалось, никогда не надоест рядиться в разные костюмы; не удручало его и то, если его маскировку раскрывали. Он получал удовольствие, представая перед публикой в чужом обличье, хотя прекрасно знал, что этим уже давно никого не удивишь. Сегодня он изображал Троила – в паре со своей сестрой Марией в роли Крессиды. Оба они обожали пьесы старика Джеффри Чосера. Генрих был в прекрасном настроении, кланялся дамам и велеречиво приглашал их танцевать, хотя они не нуждались в особых уговорах.

Двор находился в Пенсхерст-Плейсе, где герцог Бекингем с невероятной щедростью принимал и развлекал гостей. Екатерине нравилось красивое, многократно перестроенное старое здание, расположенное среди очаровательных садов зеленого графства Кент – в самом цвету июньских красок. Ее впечатлил и прекрасный зал, где резвились маски, и гостеприимство хозяина. И все же в Бекингеме было нечто лишавшее Екатерину покоя. Опытный придворный, человек с благородными манерами, почтительный к своим сюзеренам, но гордый и несдержанный на язык, он не заботился о том, кого задевают его речи, даже если мишенью для острых стрел был сам всемогущий кардинал. Герцог не делал тайны из своей враждебности к Уолси, а тот по большей части пропускал выпады мимо ушей. Посмотрите на него хотя бы сейчас: он увлечен игрой масок и оживленно беседует со своей соседкой графиней Суррей. У Екатерины уже давно сложилось ощущение, что Бекингем и Генриха недолюбливает – он как будто постоянно пытался затмить короля! И ее супруг, она это заметила, часто провожал Бекингема взглядом.

Но это беспокоило Екатерину меньше всего. Больше ее тревожило другое: казалось, фрейлины что-то скрывают. Невозможно было не заметить взгляды, которые они тайком бросали на нее и друга на друга, к тому же Екатерина ощущала, что за ее спиной перешептываются. Она была уверена: все это ей не померещилось. В последние несколько дней Екатерина почувствовала осязаемую напряженность атмосферы в своих покоях, при ее появлении разговоры мигом смолкали. Она опасалась, не имеет ли это отношения к Марии: та только что сообщила в письме о благополучном рождении девочки – крестницы королевы, названной Кэт в ее честь. Однако, читая между строк, Екатерина видела: роды были очень тяжелые. Она молилась, чтобы не произошло беды ни с Марией, ни с ее ребенком. Но такие известия от нее точно не стали бы скрывать.

На следующее утро во время прогулки по саду она спросила леди Солсбери:

– Маргарет, что-нибудь случилось? Пожалуйста, не притворяйтесь, что ничего не происходит. Я уверена, что люди косо смотрят на меня.

У Маргарет был такой вид, будто она готова провалиться на месте.

– Ваша милость, вы правы, кое-что есть, и я бы предпочла, чтобы об этом вам сказал кто-нибудь другой.

– Так что же это? – Екатерина присела на каменную скамью и собралась с духом.

Щеки Маргарет порозовели от смущения.

– Бесси Блаунт родила королю сына.

Екатерина ахнула, у нее вдруг перехватило дыхание. Она почувствовала головокружение и подумала, что умирает. Люди иногда падают замертво, получая дурные известия, разве нет?

Она заставила себя сохранять спокойствие и сделала несколько глубоких вдохов.

– Это правда? – шепотом спросила она, с трудом выдавливая из себя слова и прекрасно зная ответ.

Ведь Бесси, эта блондинка с волосами медового цвета, кроткая и застенчивая, приходила к ней в феврале и молила отпустить ее домой, чтобы побыть с больной матерью. Жалея девушку и одновременно ощущая облегчение в связи с ее отъездом, Екатерина дала согласие, и с тех пор особенно не задумывалась о причинах столь долгого отсутствия своей фрейлины.

– Если судить по слухам, то правда. – Маргарет села рядом с Екатериной и взяла ее за руку. – Я стараюсь не слушать сплетен, но, кажется, это сейчас единственная тема для разговоров.

«Еще бы, – подумала Екатерина, – любовница может родить сына королю, а супруга – нет».

– И я узнаю об этом последней! – сокрушенно проговорила она и задышала ровнее.

Однако боль, причиненная неимоверным предательством Генриха, усиливалась, разбухала и превращалась в нечто ужасное и непотребное. Хуже всего было убийственное осознание того, что сыновей у них нет по ее вине. Либо у нее имелись какие-то телесные изъяны, либо она прогневила Бога. Но разве Бесси Блаунт не согрешила куда сильнее? Так почему же ей было дано родить сына?

Екатерина больше не могла обвинять Генриха за поход на сторону. Белокурая Бесси – ей не откажешь в привлекательности – была веселой девчонкой, любившей петь, танцевать и развлекаться. На ее стороне были молодость и энергия, она могла составить приятную компанию и более того… и более… Внешность самой Екатерины поблекла, а потеря шестерых детей состарила ее и сделала суровой, набожной и углубленной в себя. Она уже не та золотоволосая принцесса, на которой Генрих женился.

И все же, надо отдать ему должное, король оставался для нее любящим, добрым, заботливым супругом. Он регулярно приходил в ее постель, и они любили друг друга, чего же еще ей желать. «Лучше бы мне вообще не знать о Бесси Блаунт, – подумала Екатерина, – тогда я и не догадывалась бы о том, что что-то неладно. А теперь придется справляться с этой ужасной болью и столкнуться с публичным унижением».

– Что говорят люди? – спросила она. – Скажите мне правду.

Маргарет вздохнула:

– Очевидно, его милость отослал ее в один дом в Эссексе. У него необычное название – Иерихон.

– Я знаю этот дом. Король нанимает его у монастыря и использует как охотничий домик.

И очевидно, как место для тайных свиданий.

Казалось, Маргарет не хотела продолжать.

– Об этом доме ходит много слухов, – сказала она, потом сглотнула. – Говорят, никому не дозволено приближаться к его милости, когда он останавливается там, и слуги предупреждены не спрашивать, где он, не говорить о его занятиях или времени отхода ко сну.

Это было ужасно, отвратительно.

– И там родился ребенок?

– Да, мадам. Мне бесконечно жаль. Должно быть, вам очень тяжело.

– Благодарю вас, Маргарет. Но я хотела знать правду. Как назвали ребенка?

– Генри… Генри Фицрой.

Фицрой – сын короля. Генрих, который обычно проявлял такую осмотрительность, не мог более откровенно заявить миру о том, что у него наконец-то есть сын. И кто станет винить его? Все мужчины хотят иметь сыновей, особенно монархи, а Генрих был великолепным, полным сил мужчиной двадцати девяти лет. Отсутствие наследника угнетало его, умаляло достоинство и отражалось на престиже короля как мужчины. Но теперь этому конец. Скоро весь мир узнает, что Генрих Тюдор способен зачать сына.

Екатерина представила себе радость Генриха, когда ему сообщили новость, момент, когда ему принесли и показали ребенка, его благодарность женщине, которая сделала это счастье возможным. Ей стало больно, что не она, а другая преподнесла королю этот дар, а кто, как не она, его жена, должна была дать супругу то, чего желало его сердце.