Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Хороший вы человек, ничего не скажешь! Богатый имогущественный, а точно коршун набрасываетесь на таких, как Эшли или я.

— Вы себя на одну доску с ним не ставьте. Вы нерастоптаны. И никогда не будете растоптаны. А вот он растоптан, он пошел ко днуи никогда не всплывет, если какой-нибудь энергичный человек не подтолкнет его,не будет наставлять и оберегать всю жизнь. Ну, а я что-то не склонен тратитьденьги на такого, как Эшли.

— Однако вы же не возражали помочь мне, а я шла ко днуи…

— Ради вас стоило рискнуть, моя дорогая, даже интереснобыло рискнуть. Почему? Да потому, что вы не повисли на шее у своих мужчин,оплакивая былые дни. Вы пробились на поверхность и заработали локтями, и теперьсостояние ваше, выросшее на деньгах, которые вы украли из бумажника мертвеца, атакже у Конфедерации, — достаточно прочно. На вашем счету — убийство, уводжениха, попытка совершить прелюбодеяние, ложь, двурушничество и всякие мелкиемошенничества, в которые лучше не вдаваться. Все это достойно восхищения. Иговорит о том, что вы — человек энергичный, решительный и что ради вас стоитрискнуть деньгами. Помогать людям, которые умеют помочь сами себе, — этодаже увлекательно. Я, например, готов одолжить десять тысяч долларов без всякойрасписки этой старой римской матроне — миссис Мерриуэзер. Начала она с торговлипирогами из корзиночки, а вы сейчас на нее посмотрите! Пекарня с полудюжинойрабочих, старый дедушка разъезжает с товаром в фургоне, радуясь жизни, а этотленивый маленький креол Рене работает до седьмого пота и доволен… Или возьмитеэтого беднягу Томми Уэлберна, этого недоноска, который за двоих работает, иработает хорошо, или.., словом, не буду продолжать перечень, чтобы вам ненадоест.

— А вы мне в самом деле надоели. Надоели доужаса, — холодно проронила Скарлетт, надеясь вывести его из себя и отвлечьот злополучной темы — Эшли. Но он лишь коротко рассмеялся, отказываясь поднятьперчатку.

— Вот таким людям стоит помогать. А Эшли Уилксу — ба-а!Люди его породы никому не нужны и не имеют ценности в нашем перевернутом мире.Всякий раз, как привычный уклад летит вверх тормашками, люди его породы гибнутпервыми. Да и что ж тут особенного? Они не заслуживают того, чтобы остаться вживых, потому что не борются — не умеют бороться. Не в первый раз все в мирелетит вверх тормашками и, конечно, не в последний. Случалось такое и раньше,случится и снова. А когда такое случается, люди все теряют и все становятсяравны. И не имея ничего, начинают с нуля. Я хочу сказать: не имея ничего, кромеострого ума и сильных рук. У таких же, как Эшли, нет ни острого ума, нифизической силы, а если и есть, то они совестятся пустить эти свои качества вход. И тогда они идут ко дну — это неизбежно. Таков закон природы, и миру лучшебез них. Но всегда находится горстка таких, которые дерза??т и выбиваются наповерхность, и со временем эти люди оказываются на том же месте, какое занималидо того, как перевернулся мир.

— Но вы же сами были бедны! Вы мне только что сказали,что отец вышвырнул вас из дома без единого пенни! — в ярости воскликнулаСкарлетт. — Вы должны бы понимать Эшли и сочувствовать ему!

— Я и понимаю его, — сказал Ретт, — но будь япроклят, если я ему сочувствую. После окончания войны Эшли обладал кудабольшими возможностями, чем я, когда меня вышвырнули из дома. По крайней мере,у него были друзья, которые приютили его, тогда как я был Исмаилом.[20]Ну, а чего Эшли достиг?

— Да как вы можете равнять его с собой, вы —самонадеянный, надутый… Нет, он, слава богу, не такой! Он не станет, как вы,пачкать руки, наживаясь вместе с янки, «саквояжниками» и подлипалами. Ончеловек, уважающий себя, совестливый!

— Но не настолько уважающий себя и не настолькосовестливый, чтобы отказаться от помощи и денег женщины.

— А что же ему было еще делать?

— Я, что ли, должен за него решать? Я знаю лишь то, чтоделал сам, когда меня выкинули из дома, и что делаю сейчас. И знаю то, чтоделали другие. В крушении системы жизни мы увидели приоткрывшиеся для насвозможности и предельно использовали их — одни честно, другие — не очень, да исейчас продолжаем их использовать. А Эшли и ему подобные, имея те жевозможности, никак ими не пользуются. Они люди недостаточно ловкие, Скарлетт, атолько ловкие заслуживают того, чтобы жить.

Она почти не слушала его, ибо вдруг отчетливо вспомнила то,что ускользнуло от нее и не давало покоя с той минуты, как Ретт заговорил проЭшли. Ей вспомнился холодный ветер во фруктовом саду Тары и Эшли, стоявшийвозле груды кольев, глядя куда-то вдаль, мимо нее. Что он тогда сказал — что?Произнес какое-то чудное иностранное слово, звучавшее как ругательство, ичто-то толковал про конец света. Она не поняла его тогда, но сейчас вдругнаступило прозрение, а вместе с ним — усталость и боль.

— Вот и Эшли сказала тогда…

— Да?

— Однажды в Таре он сказал что-то насчет.., прокакие-то сумерки богов, и про конец света, и еще всякие глупости.

— А-а, Gotterdаmmerung! — Глаза Ретта смотрелиостро, заинтересованно, — А что еще он сказал?

— О, я точно не помню. Я не слишком в это вникала.Но.., да, конечно.., что-то про то, что сильные удерживаются в седле, а слабыхжизнь бросает на землю.

— Ах, значит, он понимает. Тогда ему тяжело приходится.Большинство ведь этого не осознает и так никогда и не осознает. Они всю жизньбудут удивляться, куда ушла прелесть жизни. И будут страдать в горделивоммолчании и неведении. А он понимает. Он знает, что сброшен на землю.

— Ах, ничего подобного! Никогда этого не будет, пока ядышу. Ретт невозмутимо посмотрел на нее, смуглое лицо его было бесстрастно.

— Скарлетт, как вам удалось добиться его согласияпереехать в Атланту и взяться за управление лесопилкой? Он очень сопротивлялся?

Перед мысленным взором Скарлетт на мгновение возникла сценас Эшли после похорон Джералда, но она тут же выкинула это из головы.

— Конечно, нет, — возмущенно ответила она. —Когда я объяснила, что мне нужна его помощь, потому что я не доверяю этомумошеннику управляющему, а Фрэнк слишком занят, чтобы мне помогать, да к тому жея ведь была.., ну, словом, я ждала Эллу-Лорину… Словом, он был только радпомочь мне.

— Вот как мило можно использовать свое материнство! Чтож, теперь бедняга — ваш с потрохами и прикован к вам словом чести так жекрепко, как ваши каторжники своими цепями. И надеюсь, вам обоим это доставляетудовольствие. Но, как я уже сказал в начале нашего разговора, от меня вы большене получите ни цента на ваши мелкие, неблаговидные затеи, дорогая моядвурушница.