Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

и опустился в кресло у окна. Лицо его скрылось в тени.

– Это какая-то злая насмешка, – произнес он. – Моя первая жена никогда не пропускала мессу, а самым большим ее грехом была любовь к цветным лентам и танцам. Но ее сожгли как ведьму. Зато моя вторая жена, как выяснилось, и вправду умеет колдовать. Остается только радоваться, что хоть тебя не сожгли! Я мог бы спросить, насылала ли ты чуму на город, уничтожала ли посевы градом и целовала ли Сатану в волосатый зад, но я знаю, что ты этого не делала. Осталось только узнать, за какую цену ты продала свою душу.

– Это простой вопрос, – тихо ответил Агата. – На этот счет можешь не волноваться: моя душа при мне.

Ответ его заметно приободрил. Рудольф оживился. Знал бы он, как дешево нынче стоят человеческие души…

Он наклонился вперед, уперев локти в колени:

– Тогда вот вопрос посложнее. Ты понимаешь, что случится, если об этом прознает Киблер? Никакие демоны не спасут тебя от этого ублюдка.

«Могут спасти, – подумала Агата, – но не захотят».

– Я хочу заключить с тобой договор. – Рудольф говорил очень серьезно, и хотя Агата не могла видеть его глаз, но точно знала, что он смотрит на нее. – Хочу взять с тебя слово, что ты никогда больше не будешь колдовать. Что бы ни случилось, какие бы соблазны тебя ни одолевали, поклянись этого не делать. Это важно для меня, Агата.

Всем нужны клятвы… Кто бы ни встречался на ее пути, все хотели завладеть ею.

Но ведь для Рудольфа это и вправду было важно. Он верил в Бога истово, яростно и так же искренне боялся, что колдовство приведет Агату в ад. Кристоф Вагнер любил говорить, что они все уже горят в аду, просто еще не успели хорошенько пропечься. Но Ауэрхан не разделял его веселья. Однажды Агата спросила его, чем же по-настоящему страшен ад. «Тем, что ты никогда не встретишься с людьми, которых любила», – ответил демон.

Что, если после смерти они с Рудольфом не найдут друг друга?

– Клянусь, – сказала она. – Обещаю, что никогда больше не стану колдовать.

Свечи дрогнули и потухли, погружая комнату во тьму.

Глава 25

Ганс Грубер помогал доктору чем мог, но выглядел уставшим и растерянным. По его словам, он не думал, что в Эльвангене будет столько работы.

Одни заключенные, которых Рудольф и Агата два раза в неделю осматривали в тюрьме Ягстторге, пребывали в оцепенении. Измученные отсутствием сна, пытками и ужасом близящейся смерти, они уходили в свой мир и старались не возвращаться оттуда. С их телами можно было делать что угодно – казалось, этим женщинам они больше не принадлежат. Другие же, пробывшие в заточении не так долго, еще не утратили способности бояться и надеяться. Они цеплялись за руки Рудольфа и умоляли вытащить их или хотя бы передать весточку семье. Агата разглядывала этих женщин с обритыми головами и изо всех сил старалась не представлять себя на их месте. Так проходили каждые среда и пятница, а в промежутках они лечили пациентов больницы.

Еще дважды Рудольф с Рихтером пытались вывезти из города тех, кому грозил арест, но ни разу не преуспели. Мор пошел на убыль, телеги с мертвецами перестали быть обыденным зрелищем, зато стражников у городских ворот стало вдвое больше. Рудольф с ума сходил от бессилия. Его молитвы не помогали. Его злость – тоже. Комиссары депутации ведьм метили в тех, у кого было что отобрать, будь то деньги или земли. Каждая казнь означала для них прибыль и повышение по службе. А обвиняемые под пытками называли все новые и новые имена, и охота на ведьм продолжалась.

Агата чувствовала, что со дня на день кто-нибудь назовет ее имя или имя ее мужа. Нужно было успеть покинуть город раньше.

– Мы – отличная мишень, – говорила она Рудольфу, заплетая на ночь волосы. – У тебя есть земли и дом в Штутгарте. Одну твою жену уже сожгли, а вторая – странная чужачка. Мы поженились, даже не уведомив городские власти. Что, если я тебя приворожила?

Рудольф знал, что это не так. С той самой ночи, когда Агата поклялась больше не колдовать и позволила ему уничтожить гримуар со всеми магическими предметами, он ни разу не упрекнул ее в содеянном, не усомнился в ее честности. Но оба чувствовали, что депутация ведьм уже дышит им в затылок.

Он лег рядом с женой, прижался к ее спине и перекинул руку через живот. Агата рассеянно провела пальцами по волоскам у него на предплечье. Он прижался губами к ее макушке.

– Осталась последняя среда. Потом ты уедешь.

Она высвободилась из его объятий и повернулась, чтобы посмотреть мужу в лицо.

– Я никуда без тебя не поеду.

– Если мы отправимся вдвоем, это будет подозрительно. Я скажу, что ты поехала к опекуну вымаливать его прощение. Не волнуйся, – Рудольф провел рукой по ее волосам, – я прибуду следом за тобой всего через пару дней.

…А потом они взяли Дортхен.

Отец Эберхард был не болтлив, но не находил в себе силы лгать на проповеди. Особенно внимательно слушали его те, чью дочку, жену, сестру или подругу уже сожгли или бросили гнить в Ягстторге. Но чем больше народу собиралось на проповедь и чем дальше в своих речах заходил святой отец, тем сильнее сгущались тучи у него над головой. Князь-пробст ненавидел смельчаков. Очевидно было, что он ищет у смутьяна уязвимое место – и оно нашлось.

Свою младшую сестру священник всегда держал подле себя. Агата никогда не могла угадать, о чем Доротея думает на самом деле, но со стороны казалось, что ее вовсе не тяготит крест старой девы. Отец Эберхард рассказывал, что они рано остались сиротами и он с детства привык заботиться о Дортхен, а она о нем. У них не было никого ближе друг друга.

Дортхен задержали сразу после воскресной мессы: комиссары подкараулили женщину у церковных дверей, подошли сзади и схватили за локти. Черная карета Карла Киблера стояла неподалеку. Он хотел убедиться, что отец Эберхард видел, как уводят его сестру, и усвоил урок.

Взгляд у Дортхен был покорный и растерянный, как у коровы. Глядя, как ее брат бежит за арестантской каретой, Агата нашла это зрелище таким жестоким, что сжала руку Рудольфа. Ей казалось, что она давно перестала верить в справедливость и пенять на судьбу. Кристоф Вагнер прочно вбил в ее голову мысль, что плохие люди не получают по заслугам, а