Жизнь Фридриха Ницше - Сью Придо

«Мы, которые в болотном воздухе пятидесятых годов были детьми, мы необходимо являемся пессимистами для понятия “немецкое”», потому что как может существовать цивилизованная мысль в государстве, где господствует лицемер? Ницше верит лишь во французскую культуру. А раз уж он касается вопросов культуры, то не упускает шанса снова высказаться по поводу Вагнера, который некогда стал для него первой возможностью вдохнуть полной грудью. Он признается, что с тех пор, как впервые услышал «Тристана и Изольду», всегда ищет во всех искусствах той же грозной и сладкой бесконечности. Козима Вагнер обладает самой благородной натурой в Германии, а также самым ценным голосом в вопросах вкуса. Дни, проведенные в Трибшене, он ни за что не хотел бы вычеркнуть из своей жизни.

В «Почему я пишу такие хорошие книги» дается обзор всех его опубликованных произведений. Как он писал издателю, с тем же успехом он мог бы писать рецензии сам на себя – больше-то этого никто не делал.

Раздел «Почему являюсь я роком» начинается так:

Эти слова часто принимают за некое пророчество о Третьем рейхе, даже за благословение такого развития событий. Но из остальной части «Почему являюсь я роком» – не самого короткого раздела – становится совершенно ясно, что он имеет в виду не какие-то будущие апокалиптические события, но поставленную самому себе задачу бросить вызов всей морали прошлого.

Последнее предложение книги гласит: «Поняли ли меня? – Дионис против Распятого…» Книга завершается многоточием, как и многие другие его произведения.

Он закончил «Ecce Homo» 4 ноября – за три недели. Все это время он находился в полном одиночестве в городе, где никого не знал. Едва ли кто-то замечал его маленькую фигурку, гуляющую по улицам в легком пальто с синей оторочкой и в огромных английских перчатках. Теперь он постоянно держал голову под углом, проходя по длинным каменным галереям Турина с их стробоскопической сменой света и тени. Когда он окончил книгу, уже подступала зима, и горы, вид на которые открывался из города, надели белые парики, а небо стало выцветать.

Турин снова стал ареной мероприятия государственного масштаба. Место королевской свадьбы заняли государственные похороны, место белого атласа – черные ленты, место праздничной помпезности – мрачная меланхолия. Те же властные и привилегированные гости заполонили Турин, на сей раз они приехали на торжественные похороны графа Робиланта. Из-за любви к всяческой пышности Ницше сделал Робиланта сыном короля Карла Альберта, хотя на самом деле граф был просто его адъютантом.

Ницше отправил рукопись «Ecce Homo» своему типографу Науманну 6 ноября. В сопроводительном письме в самых серьезных тонах говорилось, что книга была вдохновлена ощущением невероятного здоровья, возникшего впервые в жизни философа. Науманн должен немедленно ее напечатать.

В то время Науманн еще не превратился в издателя, которым он станет несколько позже. Его работа состояла не в том, чтобы редактировать книгу, – он должен был просто напечатать ее по запросу автора, оплачивающего расходы. Ницше настаивал, чтобы Науманн выпустил «Ecce Homo» до «Антихристианина», которого следовало придержать. «Ecce Homo» была книгой-вестником. Она, как Иоанн Креститель, должна была прокладывать путь. Текст не нужно было заключать в рамку, а строки надо было сделать шире. Науманн предложил взять бумагу подешевле. Ницше пришел от этого в ужас.

Выслав Науманну инструкции, Ницше тут же начал вносить в книгу изменения. Он добавил несколько абзацев, потребовал рукопись назад, вновь отправил ее в типографию в декабре 1888 года, «готовую к печати», потом добавил стихи, передумал, снова передумал. Его занимало множество дел, но среди них не было места новой книге о великой переоценке ценностей. Он собрал девять стихотворений, которые сочинил в 1883–1888 годах, и сделал беловые варианты для публикации. После нескольких неудач он остановился на названии «Дионисовы дифирамбы» (Dionysos-Dithyramben).

Исходное значение слова «дифирамб» – греческий хоровой гимн Дионису, но со временем термин стал обозначать любой дионисийский или вакхический гимн или стихотворение.

В «Рождении трагедии» Ницше называл дионисийским экстатическое начало, в противовес прозрачному и контролируемому аполлоническому творческому импульсу. С развитием его философии дионисийские мистерии стали означать фундаментальную волю к жизни. В «Сумерках идолов» Ницше писал: «Что гарантировал себе эллин этими Мистериями? Вечную жизнь, вечное возвращение жизни; будущее, обетованное и освященное в прошедшем; торжествующее Да по отношению к жизни наперекор смерти и изменению; истинную жизнь как общее продолжение жизни через соитие, через мистерии половой жизни» [15].

Наиболее очевидно связанное с дионисийским началом стихотворение – «Жалоба Ариадны» [77]. В нем описывается, как Ариадна, оставленная Тесеем на острове Наксос, оплакивает свою судьбу и ее посещает бог Дионис. Впервые Ницше напечатал стихотворение в четвертой части «Так говорил Заратустра», в главе «Чародей», где Заратустра повергает старого волшебника Вагнера.

В дни Трибшена принято было считать Вагнера Дионисом при Козиме-Ариадне, а роль Тесея исполняли Ницше и фон Бюлов, но теперь Ницше постоянно и открыто сам принимает имя Диониса, а Козима-Ариадна все чаще появляется в его писаниях.

Самозваный Дионис перестал сдерживать себя ограничениями, которые существовали для него в молодости. Эротизм начинает преобладать. «Жалоба Ариадны» – ничем не сдерживаемая фантазия, в начале которой Ариадна, раскинув руки, дрожит и молит бога. Дионис, «безжалостный охотник», разит ее молнией. Она признает в нем бога. Трепеща под его острыми холодными стрелами, она склоняется перед ним, извивается в муках, покоряясь, и сдается на милость вечного охотника – незнакомого бога. Он слишком сильно давит на нее; он забирается в ее мысли. Она покоряется, катаясь по земле от восторга. Бог-палач мучает ее. «Возвращайся же, мой неизвестный Бог! Моя боль! Мое последнее счастье!» – кричит она. Он является во вспышке молнии. Заканчивается стихотворение словами «Я – твой лабиринт». До того было вполне понятно, кому из влюбленных – Дионису или Ариадне – какая строчка принадлежит, но для строчки «Я – твой лабиринт» такой ясности нет. Вероятно – обоим.

Хотя Ницше редко кому-то посвящал свои книги, «Дифирамбы» посвящены «творцу “Изолины”». Это Катюль Мендес – та самая «лилия в моче», писатель, что сопровождал в Трибшен Жюдит Готье.

Мендес написал либретто оперы Андре Мессаже «Изолина» – сказки с Титанией, Обероном и драконами, премьера которой состоится в Париже в следующем месяце – в декабре 1888 года. Со времен Трибшена не видно никакой связи, даже в голове у Ницше, между ним и Мендесом. Не собирался ли Ницше с помощью этого лестного посвящения убедить Мендеса перевести его книги на французский? Мальвида фон Мейзенбуг отказала. Ипполит Тэн заявил, что его немецкий недостаточно хорош, и передал задачу Жану Бурдо, который отговорился недостатком времени. Панамский канал во Францию никак не желал открываться.