На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - Уильям Миллер

Депутация офицеров подвергла испытанию его чувство такта, обратившись с просьбой уволить за нарушение воинской дисциплины своих товарищей, которые свергли его предшественника.

В 1870 году Куза был избран в палату, и французское правительство предложило ему помощь в восстановлении на троне, но румын-патриот гордо отверг это предложение, не желая возвращаться к власти с помощью иностранных интервентов.

Наполеон III очень скоро пожалел о том, что помог посадить на трон Румынии прусского принца. Победа прусских войск при Садове в 1866 году продемонстрировала ему растущую мощь своего будущего противника. Пруссизация румынской армии, организацией которой до этого занималась французская военная миссия, убедила его, что французское влияние на «латинскую сестренку», живущую на Востоке, скоро закончится. В 1867 году, на встрече с австрийским императором в Зальцбурге, была возрождена идея о том, что сразу же после свержения Кузы Нигрой, итальянским представителем в Париже, Австрия должна оккупировать Румынию в качестве компенсации за потерю Венеции. Соответственно, по совету Бисмарка, князь сблизился с Россией и попытался успокоить венгров, встревоженных румынской пропагандой в своей стране. Это изменение во внешней политике привело к тому, что он лишился поддержки красных, которые объявили его агентом Бисмарка, готовым пожертвовать интересами Румынии ради своей родной страны.

В 1869 году Карл женился на княгине Елизавете цу Вид (Нойвидской), и это ненадолго вернуло ему былую популярность в Румынии, однако в «красном» торговом городе Плоешти начались беспорядки. Был обнаружен заговор, в котором участвовала Национальная гвардия.

В это же самое время в 1870 году вспыхнула Франко-прусская война, причиной которой стали разногласия по поводу выдвижения кандидатуры брата Кузы на Испанскую корону, и это сильно осложнило ситуацию в Румынии. Симпатии румын и их князя-чужеземца были диаметрально противоположными; они, как латинская нация, естественно, желали победы французам; он же, как бывший офицер Пруссии, душой и сердцем был на стороне своих старых товарищей по Датской войне.

Французское правительство отказалось от намерения считать его врагом; румынский министр иностранных дел объявил, что интересы Румынии и симпатии ее народа – на стороне французов. «Красные» только и ждали вестей о разгроме пруссаков, чтобы провозгласить в Плоешти республику. Однако немцы их опередили; лидеры красных были арестованы. Вскоре в семье князя родилась дочь, и это несколько успокоило страну.

Заговорщики, однако, были оправданы; а скандалы, связанные с передачей контракта на строительство румынской железной дороги прусскому подданному Штроусбергу, вызвали новое недовольство немецким князем.

Он писал, что с самого начала его целью было развитие «материального благополучия этих богато одаренных земель»; и в основу своих усилий он положил именно «сооружение сети обычных и железных дорог». В связи с этим он, вероятно с большим энтузиазмом и малым знанием финансовых и технических деталей, влез в проекты прусского железнодорожного короля. Но так получилось, что этот бизнесмен отказался в январе 1871 года оплачивать купоны, что нанесло огромный удар не только по румынским, но и по прусским акционерам, которых убедили вложить свои деньги в это предприятие, пообещав, что они не пропадут, поскольку в Бухаресте правит прусский князь. Для него это стало настоящей трагедией, ибо Бисмарк потребовал, чтобы Румыния, вместо разорившегося контрактора, выплатила Пруссии проценты.

Тот факт, что румынский железнодорожный комиссионер, назначенный самим князем, прежде служил семье Гогенцоллернов, был истолкован оппозицией как доказательство использования князем в корыстных целях своего служебного положения. Князь, уже изложивший в специальном циркуляре для держав свою неспособность справиться с партийными разногласиями, излил душу в письме частному корреспонденту, а тот взял и опубликовал его в немецком журнале.

Узнав об этом, ведущие румынские государственные мужи заявили, что с этой минуты «ни один человек в стране не поддержит князя», а британский посол в Стамбуле уже завел речь о турецкой ссуде «Объединенным княжествам». Ситуация достигла своей кульминации 22 марта 1871 года, когда немецкая колония Бухареста собралась на банкет в доме германского генерального консула, чтобы отпраздновать день рождения короля[77], а толпа забросала это здание камнями; полицейские же сделали вид, что не видели этого.

На следующее утро князь послал за двумя членами временного правительства Румынии 1866 года, которые оказались в ту пору в столице, и сообщил им, что хочет передать им власть, которую он получил пять лет назад. Ласкар Катарги, один из них, умолял его подумать о стране и взял на себя обязанности по формированию кабинета. Князь согласился; уже в полночь глава консервативной партии смог сообщить ему имена решительных людей, согласившихся войти в правительство. Они управляли страной целых пять лет – дело, совершенно неслыханное в Румынии!

Непокорный парламент был распущен; послушного большинства удалось добиться с помощью «моральных увещеваний» во время выборов. Росетти, редактор антикоролевской газеты «Романул», увидев, что больше не может заниматься агитацией, уехал во Францию, которая была раем для всех отставных румынских политиков – низложенных князей и некоронованных демагогов.

Кризис миновал, и князь с удовольствием отметил, что среди самых верных его помощников были именно те политики, которые поддерживали и его предшественника. Это были люди принципа, верившие в то, что стабильность в стране может обеспечить только монархия, невзирая на то, кто является королем. Зато князь невзлюбил своего бывшего друга Бисмарка, который попросил Турцию заставить своего вассала удовлетворить требования прусских держателей акций, оскорбив национальные чувства румын в самый тяжелый для них момент, а это привело лишь к усилению их неприязни к пруссакам. Дело было улажено благодаря посредничеству Австрии.

Этот шаг отметил начало улучшения отношений Румынии с Австро-Венгрией[78]. В 1875 году, ровно через сто лет после того, как она аннексировала Румынскую Буковину, с Австро-Венгрией был подписан договор о торговле. Это стало первой ласточкой. Этот договор возмутил не только Порту, которая отказалась признать право своего вассала на самостоятельное заключение международных соглашений, но и коалицию оппозиционных лидеров. Они сделали это из-за своей ненависти к Австро-Венгрии, а также из-за того, что желали участвовать в управлении страной после пяти лет беспорядков. Оппозиция снова обрушилась на князя, пошли слухи, что корона была предложена полковнику Дабии. Потом случилось восстание в Боснии и Герцеговине, и на повестку дня снова встал восточный вопрос, которому было суждено сделать Румынию независимой.

Соседнее княжество Сербия, дружбой с которой князь Карл очень дорожил, тоже продвинулось по пути прогресса. Князь Михаил поставил перед собой задачу добиться вывода турецких гарнизонов изо всех сербских крепостей, в которых они все еще стояли после событий 1862 года. Пока он с большой энергией занимался совершенствованием своей армии, его жена принцесса Юлия, вместе с Филиппом Христичем, отправилась в Лондон, чтобы добиться улучшения отношения Британии к Сербии, ибо английское общественное мнение было настроено против нее. В парламенте с речами в защиту этой страны выступили Кобден и Грегори, который был специалистом по восточному вопросу. Их речи, а также критическая статья о князе Михаиле в газете «Морнинг пост» привлекли внимание к сербскому вопросу. После этого сербский дипломат Маринкович прибыл в Англию и добился от Кларендона заявления, что британское правительство не будет возражать, если крепости перейдут в руки сербов, при условии что Турция даст свое согласие.