Симода - Николай Задорнов

Лейтенант Пегрэйм, подойдя, послушал Сайлеса и, кивнув на него, сказал Леше:

– Большой бизнесмен! Ждет больших выгод с открытием Японии. Но от его разговоров у осла отнимаются задние ноги.

Сайлес приподнял шляпу, слегка поклонился.

Пегрэйм всегда бывал любезный и сдержанный...

«Энергичный и славный малый, – подумал про него Сибирцев. – Он и Сайлеса оборвал, соблюдая такт и достоинство».

Сайлес не отставал от Алексея. На другой день пригласил Сибирцева и Джексона в «кают-компанию будущих миллионеров», на какой-то свой семейный праздник.

Американцы уселись прямо на полу, держали хлеб в перевернутых соломенных шляпах и хлебали матросскую селянку, принесенную негром с камбуза, из общего котла.

– Вы, наверное, слушая меня, думаете, что вот нахальный болтун, – говорил Сайлес, – но я очень несчастный человек.

Сегодня по многим причинам оба американца старались быть демократичными и показать свою близость народу в жилой палубе. Сегодня был как бы праздник коммерческого благодарения и широких возможностей.

– Я буду торговать с Россией. Я полюбил русских. Россия – это моя мечта, – говорил Сайлес. – Дружба и торговля!

– Я не буду торговать с Россией, – говорил Джексон. – Я не люблю монархизма. Я не буду дружить с вами, – говорил он, подымая на Алексея свои глаза цвета большого чистого стекла. – Я буду всюду ограничивать вашу торговлю и ставить вам препятствия. Но вас лично глубоко уважаю, как и ваших товарищей. За адмирала Путятина! За вас! – Он выпил. – У нас свобода слова и полная демократия, совсем не как у вас.

– И мы оба пьем за ваше будущее, – сказал Сайлес. как бы показывая Леше, что все сказанное Джексоном чепуха, не стоит обращать внимания.

– Охотно поддержу ваш тост! – сказал Сибирцев. Вино ударило ему в голову. – Дном вверх! – сказал он, ставя кружку на пол.

Общение с японцами оказывалось полезным: невольно перенял сдержанность, умение слушать, как бы ни были обидны разговоры. Прежде от таких речей вспыхнул бы и наговорил черт знает что со всей нашей горячностью. Теперь он все же знал Японию и японцев лучше этих коммерсантов, лишь начинавших изучать страну.

– У него бизнес консервативный, – сказал Сайлес, показывая пальцем на Джексона. – Это отсталый бизнес. А мой бизнес прогрессивный. Это – связи, контакты и прибыли в будущем. Бизнес дружбы и наилучших выгод!

Оба американца, кажется, праздновали день рождения Сайлеса, и оба выпили довольно много.

– Его бизнес еще более ужасный для вас, чем мой, – сказал Джексон. – Я действую традиционно, а он все соки из вас высосет, если вы с ним подружитесь.

Джексон показал пальцем на Сайлеса.

– Прозит! – провозгласил, подымая зелье, Сайлес как бы за полный успех выкачивания всех соков из всех будущих друзей во всех народах.

– Зачем вам так много? – спросил Алексей.

– О-о! – Сайлес как бы хотел сказать: мол, вы еще нас не знаете!

– При всем гостеприимстве, мистер Сайлес... и вашем, мистер Джексон... мне приятно узнавать, что ждет нас в будущем с такими надежными друзьями.

Все захохотали.

Они потому и на полу сидели, как нищие грузчики-мексиканцы, как «смазчики», чтобы показать сегодня, что их передовые идеи как бы исходят снизу, из глубины низов демократического и трудового американского народа. Лешу сидением на полу не удивишь. Он и палочками ел, когда подали рис по-японски, и на полу сидел по-японски, научился у Ота-сан, да и ноги молодые гнулись. Американцы видели, как он тут освоился.

Так они дружески беседовали, ели и пили, Леша и эти будущие миллионеры, предки государственных секретарей и миллиардеров, сенаторов, адмиралов и газетных владельцев, создателей океанского торгового флота, монополий, производящих металл и машины, торгующих со всем миром и распродающих в Америке японский фарфор, лак, шелк, продающих рабов-китайцев и внедряющих в Японии виски, а во всем мире хариката и японскую порнографию, как музыку и часы для облегчения тяжкой доли трудящихся в ожидании будущего.

Алексей Николаевич чувствовал, какая тяжелая судьба ждет в современном мире его крестьянский народ, и через что предстояло пройти нам, и как нужно закалиться. «Наша матушка-Россия всему свету голова!» – с горечью вспомнил Сибирцев хвастливую солдатскую песню.

Джексон хлопнул Лешу по плечу, по самому эполету, едва не сорвав его с петель.

– Добрый парень!

Алексей покраснел от злости, как задетый китайцем англичанин, и посмотрел на свой эполет. «Однако честь мундира!» – подумал он и, протянув руку, дружески похлопал Джексона по щеке, как по лошадиной морде.

– Хорошая порода? – спросил Сайлес – Можно узнать по зубам?

Джексон поднял глаза, выражение которых сразу подобрело.

– На лице? – спросил он, показывая на себя пальцем.

– На лице, – ответил Алексей.

– Если не станет благородных дворян, то сохранится ли в вашей стране личное достоинство? – спросил Сайлес.

– Да, – ответил Леша.

– Я вас выручу и надеюсь, что царь и Нессельроде не оставят меня! – воскликнул Сайлес. – Я слыхал, что адмирал Путятин любимец графа Нессельроде? Если ваши люди попадут в плен, я дам дело и заработок. Такие рабочие руки! Любой умный хозяин не оставит их без дела.

– Без дела можно выморить любой народ, – сказал Джексон. Он вынул платок, но не стал вытирать лицо, а сунул за пазуху.

– Но вы не думайте плохо о Джексоне. Он прекрасный, ортодоксальный человек. Его держат для трудового народа, для домовладельцев, лавочников, мастеров, извозчиков, для богомолок и сектантов.

– Как же думать, если он недолюбливает нас?

– Что вы! Он сам к вам относится очень хорошо, и даже ко всем русским. Даже сказал, как приятно было познакомиться с первым русским – за всю его жизнь. Но ненависть у нас бизнес. Каждый ненавидит и учит ненавидеть других. Это вы еще не понимаете. Бизнес Джексона – ненавидеть Россию, недоверие, благородная защита Америки и ее демократии. За это ему платим. Он ненавидит – мы завязываем дружбу, но это все одно и то же!.. В Америке общество милосердия и полицейское управление – одно и то же. И как может Джексон что-то знать про русских, когда вы первый, кого он в глаза увидел? Он так же, как и все мы, знает про вас только хорошее. Но в каюте повторяет то, чему учил Перри. А теперь Перри говорит речи за Джексона, как за кандидата в сенат, агитирует за его избрание. Перри куплен. Сразу после вояжа. Он уходит в отставку. А Джексон, поехав в Гонконг, в Китай и в Японию, будет незаменимым специалистом и засядет в сенате надолго.

На другой день опять был Посьет. Дельцы приняли его в большой кают-компании. Сайлес и Джексон в черных костюмах с иголочки, в бриллиантовых запонках, в белоснежном белье. Китайцы и негры подавали все на серебре. Стояли вазы с цветами, свежие салаты, лед, фрукты. Прохлада, горел газ в голубых рожках. Дважды во время обеда менялись скатерти, как в колониальном клубе.