Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

на дух не переносил. За повара у них была Ханако, дрессировщица зверей, – хотя все её успехи ограничивались только тем, что она прикормила нескольких бродячих котов и научила их ходить на задних лапах. Родом она была откуда-то с юга – о себе повариха-дрессировщица никогда толком не рассказывала, а на большем Рюити и не настаивал. Ему хватало и того, что эта женщина старалась засунуть свои проклятые бобы даже в мисо-суп: она любила их настолько же сильно, насколько Рюити – ненавидел. Сколько раз он просил, грозил и даже умолял её не класть бобы в его тарелку, но Ханако была неумолима. Поэтому бобы продолжали преследовать Рюити в каждом блюде, выходившем из-под рук поварихи-дрессировщицы, и он уже почти смирился с тем, что за все годы своего пребывания в балагане ему так и не удастся наесться досыта.

Вложив в протяжный вздох всю охватившую его безысходность, Рюити побрёл в сторону кухни. День обещал выдаться непростым, так что следовало подкрепить силы – пускай даже и ненавистными бобами. Вряд ли Рюити удастся спокойно пообедать, а уж об ужине в сегодняшней кутерьме не следовало и помышлять.

– Что-то ты сегодня рано начала, Ханако, – услышал Рюити на подходе к кухне дребезжащий старческий голос.

Дед Иса́о и его внучка До́ко уже стояли под навесом, где крутилась взмокшая повариха. Они всегда вставали ещё затемно и отправлялись ловить рыбу. Доко очень любила смотреть, как бьётся на суше умирающая рыбина, а старик, хоть и мучился полночи от бессонницы и засыпал только за час перед рассветом, похоже, просто не мог отказать своей любимице в такой простой радости, как наблюдать чью-то мучительную смерть.

Милая семейка, ничего не скажешь.

– Госпожа Тё поручила мне кой-какое важное дело, вот я и решила закончить тут побыстрее, – затрещала в ответ Ханако.

Рюити замер чуть поодаль, за одним из шатров, стараясь до поры не попадаться на глаза всей собравшейся под навесом троице. Чтобы патронесса поручила что-то этой старой корове? Да ещё и важное? Скорее, это Ханако решила выдать желаемое за действительное, и никак иначе.

Но всё равно следовало выяснить, в чём заключалась просьба госпожи Тё. Рюити ощутил смутное беспокойство от того, что патронесса могла что-то заподозрить и перестать ему доверять, как раньше. Только этого сейчас не хватало! Только не теперь, когда он близок к Глазу как никогда прежде…

Однако из отрывистой беседы Ханако и деда Исао больше ничего полезного подслушать не удалось, поэтому Рюити поспешил покинуть своё убежище, чтобы не терять понапрасну время.

Стоило всей троице заметить его приближение, как они тут же согнулись в поклоне. Ханако всё ещё держала в руках глиняные миски, куда собиралась накладывать рис. Дед Исао тихонько закряхтел себе под нос – должно быть, с возрастом боли в спине мучили его всё сильнее.

И даже Доко склонилась перед Рюити, хотя он каждый раз гадал, как девчонка умудрялась удерживать равновесие без обеих рук и не падать лицом в придорожную пыль. Пустые рукава её кимоно дед Исао всегда завязывал в красивые банты на том месте, откуда должны были расти руки. Старик говорил, что Доко уже родилась такой, так что другой жизни девчонка не знала и потому об утрате, очевидно, не скорбела. По её лицу вообще сложно было понять, о чём она думает и думает ли вообще, – разговаривала Доко лишь со своим дедом, а когда к ней обращался кто-то другой, она замыкалась в себе и делала вид, что не понимает ни слова. Тем сложнее было поверить в то, какой чудесный был у девчонки голос: когда она пела под заунывный аккомпанемент флейты, на которой играл дед Исао, на глаза многих слушателей наворачивались слёзы. Даже Рюити голос Доко иногда пронимал до самой глубины души, словно напоминал о том, что он давным-давно потерял…

В своё время госпожа Тё нанимала на работу в балаган странных людей чуть ли не со всей империи Тейсэн. Надо отдать должное её извращённому чувству прекрасного, личности в балагане подобрались очень… незаурядные. На фоне той же нелюдимой и безрукой Доко с чудесным голоском даже рябая и немая Цуна могла показаться обычной деревенской простушкой.

– Не ожидали увидеть вас в такую рань, господин Араки, – проскрипел дед Исао.

– Дела-дела, – отмахнулся Рюити, нацепив на себя самый важный вид. – Сегодня поем у себя, не буду вас смущать своим присутствием.

Повариха тем временем начала суетиться и греметь тарелками. Рюити подозревал, что она опасалась его. Это объясняло бы тот факт, почему она всегда приходила в страшное волнение, стоило ему оказаться где-то поблизости.

Чтобы хоть как-то скрасить ожидание, Рюити обратился к деду Исао:

– А вы, я погляжу, не изменяете своим привычкам, – он кивнул на ведро в руке старика, на дне которого лежали две печальные дохлые рыбины.

– Внучка моя больно уж любит рыбку, – ухмыльнулся Исао в пожелтевшие от табака усы. – Вот и балую ребёнка, чем ками наградили…

Всё это время Доко смотрела на Рюити не мигая, отчего ему окончательно стало не по себе. Одним демонам было ведомо, что на уме у этой девчонки. Убраться бы отсюда поскорее, но прежде надо забрать свою еду. Владыка бы побрал эту Ханако, и чего она там столько возится?

Словно ощутив, в каком нелестном для неё направлении стали двигаться мысли Рюити, Ханако повернулась к нему и протянула поднос с двумя тарелками и небольшим пузатым чайничком.

– Простите за ожидание. Я тут вот чаю вам заварила…

Она сделала многозначительную паузу и… зарделась!

Рюити помотал головой, словно пытаясь отогнать охватившее его наваждение. Даже если бы Ханако была лет на двадцать помоложе, у них бы точно ничего не вышло. Вряд ли она даже в ту пору блистала красотой.

– Спасибо за заботу, – выдавил улыбку Рюити и направился к себе, провожаемый поклонами артистов.

Опустившись за низенький столик, он неспешно приступил к трапезе. Дед Исао любил поболтать, так что до его ухода Ханако не оставит кухню и не сможет выполнить поручения госпожи Тё.

Удивительно, но на сей раз Рюити не попалось ни одного боба – даже в варёном рисе, на который Ханако положила большие куски омлета и жареной рыбы. Можно ли это счесть добрым предзнаменованием на весь грядущий день или же то было явное свидетельство волнения поварихи, которое, как выяснилось, ничуть не было вызвано страхом перед ним?..

Рюити передёрнуло от этих мыслей, и он решил запить их чаем. Но к тому времени напиток успел настояться и стал таким горьким, что Рюити прошибло на слезу.