Гугеноты - Владимир Москалев

Но Гизы все-таки добились своего: свадьба состоялась, популярность их все более росла, моя же угасала. Я старела, а двор с появлением Марии Стюарт молодел, и королю это нравилось. Привычка иметь меня рядом постепенно таяла, на смену пришла привязанность к невестке и ее окружению из юных дев, которых Мария привезла с собой из Шотландии.

В довершение ко всему королю вздумалось влюбиться в некую Джейн Флеминг, шотландку, любимицу Марии Стюарт. Гизам это было на руку, ибо они стремились поскорее избавить короля от моего влияния; Катерину Медичи это тоже устраивало, ибо появилась соперница, с которой при необходимости справиться будет намного легче. Вскоре новая привязанность короля принесла свои плоды: у леди Флеминг родился мальчик, названный Генрихом в честь отца.

— Мне знакома эта история, — произнесла Диана де Франс, — и я знаю, что мой брат Генрих живет сейчас в Сен-Жан-Д'Анжели. Надо будет навестить его.

— Что ж, повидайтесь, но помни, что Екатерина Медичи весьма ревниво относится ко всем родственникам, в том числе к незаконнорожденным, видя в каждом претендента на престол своих сыновей.

Обстоятельства гибели твоего отца тебе хорошо известны. В то время я была еще сильна, но все решила в конечном итоге его преждевременная смерть. Едва он умер, Катерина и Гизы сразу же поделили власть. Коннетабля сослали, а меня, отобрав у меня все, чем я владела, сослали в замок Шомон, и вот теперь я здесь. Здесь, видимо, мне суждено и умереть, хотя я предпочла бы, чтобы это случилось в Анэ.

— Ну что вы, матушка! — горячо запротестовала Диана. — Вы еще так прекрасно выглядите, вам ли говорить о смерти?

Великая сенешальша Нормандии, как называли Диану де Пуатье ее современники, только горестно улыбнулась. И только тут ее дочь заметила целую сеть незаметных на первый взгляд морщин, избороздивших ее лицо.

— Я это чувствую, — сказала Диана де Пуатье уставшим голосом. — Я ждала тебя. Я знала, что ты приедешь. И этот королевский поезд, и нарядное придворное общество — все это я вижу в последний раз.

Диана со страхом смотрела на мать, сжимая ее ладони в своих.

— Это пронеслось как видение, напомнившее мне у врат вечности о моей былой славе, о бурных днях моего могущества, — продолжала старая герцогиня. — Этот разговор — последний всплеск памяти, одна из нескольких тончайших ее нитей, рвущихся одна за другой. Я стану никому не нужной, когда порвется последняя.

— Ты будешь нужна мне! — воскликнула Диана со слезами на глазах. — Потому что ты моя мать, а я твоя дочь!

— Тогда останься со мной, пусть они едут дальше. Мне не будет так тяжко одной… ведь ты так редко навещаешь меня.

Диана бросилась в объятия матери и стала осыпать поцелуями ее прекрасное, но уже заметно увядающее лицо.

— Я сделаю так, как вам хочется, матушка! И я буду с вами до тех пор, пока вы сами не прогоните меня от себя.

Герцогиня де Валантинуа тихо улыбнулась и обняла дочь. Слезы одна за другой заструились по ее щекам.

Тесно обнявшись, будто две жертвы, которым позволили это сделать перед тем, как взойти на эшафот, они так и просидели до утра.

Утром королевский поезд вновь тронулся в путь, но уже без Дианы Французской. По просьбе матери, почувствовавшей внезапно приближение смерти, она увезет ее в родовой замок Анэ, и там старая герцогиня умрет у нее на руках четыре месяца спустя.

…Следующим пунктом маршрута королевского двора был Мулен.

В Мулене король пробыл до марта 1566 года. Перемирие между враждующими семействами Гизов, Шатильонов и Монморанси так и не было достигнуто, хотя лидеры враждующих партий дали слово не предпринимать никаких провокационных действий друг против друга. Но великое путешествие должно было завершиться принятием акта о реформе правосудия и новом своде законов, касающихся вероисповедания. Это дало бы своего рода инспекционный отчет о неполадках, обнаруженных на местах, и являло бы собою методы их устранения, несущие примирение двух враждующих группировок и регламентирующие мирное отправление культа обеих религий. Именно в связи с этим королева и собрала в Мулене всех представителей высшей аристократии. Теперь никто не смог бы упрекнуть короля в том, что он не стремится к миру в своем королевстве, зато все уверовали в то, что он одинаково уважает права обеих сторон.

Именно здесь, в Мулене, как апофеоз всего путешествия, прозвучал последний аккорд, введший в заблуждение недальновидных: сын королевы Генрих стал называться Анжуйским по имени области, которая была ему подарена; другой сын (Франциск) стал Алансонским по имени его герцогства, а сын коннетабля Генрих за заслуги своего отца в деле укрепления мира получил звание маршала.

Двор снова отправился в путь и взял направление на Клермон. Оттуда в начале апреля повернули на Париж и вскоре пересекли Луару близ Ла-Шарите.

После Осерра Екатерине взбрела в голову очередная блажь: ей вздумалось погостить у герцогини Д'Этамп — еще одной реликвии первой половины XVI столетия. Никому не хотелось ехать в замок старой герцогини. Но так пожелал король, которого уговорила сделать этот крюк королева-мать.

Замок стоял на берегу озера и являл собою прекрасный образец готической архитектуры XIII столетия. Его построил Пьер де Монтеро как загородную резиденцию для Людовика Святого и тогда же возвел рядом с королевским дворцом Сите в Париже изящную часовню Сент-Шапель.

В те времена замок, окруженный тройным кольцом высоких каменных стен и глубоким рвом с водой, был неприступен. Но постепенно все пришло в упадок: стены почернели и поросли лишайником, ров совершенно высох и зарос, цепи у моста проржавели и развалились, сам подъемный мост рухнул, рассыпавшись на куски.

Герцогиня Д'Этамп велела все отремонтировать и перестроить в новом стиле. Теперь на месте рва благоухали сады, стены обновили и установили по всей их длине маленькие изящные башенки с коническими зелеными крышами, а на месте подъемного моста появились массивные железные ворота, у которых неотлучно находилась стража. Единственное, чего не захотела трогать хозяйка, — сам старинный замок.

Едва королевский поезд, который к тому времени многие придворные с разрешения короля уже покинули, с шумом въехал на широкий двор замка, как в дверях главного входа показалась, величавая и удивленная Анна Д'Этамп. На ней было незакрытое ярко-зеленое платье на белой шелковой подкладке с широкой юбкой и низким полукругло вырезанным лифом; выше нее — шемизетка с высоким гофрированным воротником. На плечах платье было украшено высокими буфами. Все по испанской моде начала XVI столетия, но усовершенствованное французскими дамами на свой лад. Голову герцогини покрывала сетка с золотыми подвесками, унизанная изумрудами, поверх нее — шапочка из ярко-зеленого бархата, усыпанная жемчугом и украшенная белым пером.