Гугеноты - Владимир Москалев

— Как, Ваше Величество! Вы хотите сказать, что госпожа баронесса поедет с вами в одной карете?

— Что ж тут такого? Она будет сидеть напротив меня.

— Но… как же королевские дети?

— Они выразили желание ехать верхом, и я не хочу им в этом препятствовать.

— Весьма польщен такой честью, государыня, — сказал Лесдигьер, поклонившись, — однако должен заметить, что ваш приказ в отношении меня вызовет недовольство маршала, привыкшего всегда видеть меня рядом.

— Не беспокойтесь по этому поводу, я сама переговорю с маршалом. Ну а чтобы вам не быть слишком стеснительным в обществе стольких дам сразу, вы возьмете в попутчики Матиньона; он поедет с вами рядом, по левую руку.

Она еще раз улыбнулась, хищным взглядом оглядела стройную фигуру молодого гвардейца и закончила беседу словами:

— По дороге мы с вами мило поболтаем, не правда ли?

Я нахожу в вашем лице занятного собеседника.

И они расстались.

Теперь Лесдигьер не мог покинуть двор, ибо за ним следило око Екатерины, а между тем, по убеждению Монморанси и Конде, заменить его было некем. Решено было подождать дня отъезда. Что-то могло измениться по пути следования, что освободило бы Лесдигьера от постоянного надзора, а маршала Монморанси — от необходимости объяснений.

Королева-мать сказала правду: в день отъезда Лесдигьер действительно увидел у дверей королевской кареты Диану де Франс и Камиллу де Савуази. Он быстро подошел к ним и раскланялся.

— Лесдигьер, вы недавно виделись с королевой-матерью? — спросила Диана.

— Да, мадам.

— И вы, наверное, удивлены ее желанием, так же, впрочем, как и мы с баронессой?

— И это правда, мадам.

— Надеюсь, что просьба Ее Величества не пойдет вразрез с вашими принципами верности службе. К тому же, — добавила она с улыбкой, поглядев на свою подругу, — вам и самому, надеюсь, будет приятно ваше новое место, которое доставит удовольствие и вам, и даме вашего сердца. Ну и Ее Величеству, разумеется.

Все с той же улыбкой она уселась в экипаж, оставив влюбленных наедине.

— Камилла, что вы наделали? — вполголоса проговорил Лесдигьер, подходя вплотную к баронессе. — К чему эта ваша просьба, которую королева превратила в приказ?

— Какая просьба, Франсуа?

— О том, чтобы я ехал рядом с каретой, где будете находиться вы.

Баронесса удивленно поглядела на него:

— Я ни о чем не просила ее.

— Как! Разве не вы пожаловались мадам Екатерине на недостаток внимания, которое я вам уделяю?

— Да разве я посмела бы, Франсуа? С какой стати я стану изливать перед ней свою душу?

— Ну, а… Диане… ты тоже ничего не говорила?

— Нет, Франсуа.

И тут Лесдигьера осенило. Хитрая Екатерина обо всем догадалась! А может быть, их предали? Как тогда, в Амбуазе? И королева, щадя молодого гвардейца, который, кажется, пришелся ей по душе, не захотела отпускать его от себя, таким образом, сохраняя ему жизнь? Или, узнав о заговоре, она держит его возле себя, чтобы расстроить их планы?

Поразмыслив, Лесдигьер понял, что королева решила на всякий случай обезопасить себя от любой неожиданности, которую могут выкинуть гугеноты по пути их следования, где протестанты особенно многочисленны и сильны. А поскольку самыми «опасными» сподвижниками главарей она считала Матиньона и Лесдигьера, то именно их она и решила держать постоянно на виду.

Успокоив себя, таким образом, Лесдигьер разыскал маршала. Разговор этот был вполне естественен и не мог вызвать никаких подозрений, поэтому Лесдигьер, вскочив на коня, спокойно занял то место, которая определила ему королева-мать.

К слову сказать, Лесдигьер не ошибся в своих предположениях: двор тронулся в путь без соблюдения всяких мер предосторожности.

По прошествии четырех месяцев путешествия королевский поезд прибыл в Шатобриан, в замок Анна де Монморанси. Здесь короля встретил наместник Бретани виконт де Мартиг, фанатичный католик; ему были даны указания о соблюдении пунктов эдикта о терпимости к протестантам.

6 ноября двор достиг Анжера и расположился в старинном замке, на берегу реки Майенн.

Замок этот возводил еще в IX веке граф Анжуйский, а в 30-х годах XIII столетия его достраивал Людовик Святой, один из сыновей которого стал родоначальником династии Бурбонов.

Королева-мать не забыла своего обещания герцогу Альбе и решила именно здесь привести в исполнение свой план, ибо это был уже не юг, и протестантская группировка в этих краях не была столь сильной, а потому можно было не опасаться массового выступления гугенотов, поводом для которого послужила бы месть.

В связи с этим она повелела готовиться всем к охоте. Она нашла человека, которому надлежало случайным выстрелом убить Конде. На охоте такое иногда случается, и подозрение не пало бы на нее. К примеру, собачка могла случайно соскочить с пружины, когда стрелок насыпал порох в дуло аркебузы. Ему было обещано за это хорошее вознаграждение, и он согласился, не понимая, что тем самым простился с жизнью, как в случае удачи, так и при промахе. Если Конде будет убит, его тут же разорвут на части гугеноты, не слушая никаких объяснений. Но, даже избегнув этой участи, убийца неминуемо будет приговорен: Екатерина позаботится, чтобы немедленно убрать свидетеля ее преступления.

Но благодаря любвеобильной натуре юного Генриха Наваррского, позволившей ему найти сторонников из числа женского пола, обитающего в замке города Байонны, а также благодаря герцогу Монморанси, который, желая узнать планы хитроумной королевы, сам того не зная, спас жизнь принцу Конде, это мероприятие сорвалось.

На рассвете, как только охотники выехали со двора, принца немедленно плотно окружили гугеноты, которых прикрывали с тыла гвардейцы Монморанси.

Тут впервые у королевы и возникло подозрение, что их разговор с испанцем был подслушан. Когда тронулись дальше, с лица ее не сходило озабоченное выражение, она часто бросала подозрительные взгляды на Лесдигьера и Матиньона, но, видя безмятежное выражение лиц обоих, успокоилась.

Был полдень. Солнце, несмотря на ноябрь, все еще светило откуда-то из-за Пиренеев, согревая последним теплом правые бока лошадей и всадников.

Поезд лениво двигался по проселочной дороге. Все ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Тишину нарушал только монотонный цокот копыт, да скрип колес обозных повозок. Многие спали — кто сидя в седле, кто находясь в телеге, карете или носилках, что было немудрено, ибо люди уже порядком устали мотаться по дорогам королевства. Не избежала этого и королева. Убаюканная равномерным покачиванием кареты, она сама не заметила, как заснула. Лесдигьер догадался об этом, увидев улыбающуюся баронессу, сидящую лицом к нему, напротив королевы. Заглянув в карету и убедившись, что Екатерина пребывает в объятиях Морфея, он дал знак Матиньону. Тот, сразу же поняв, в чем дело, немедленно присоединился к Монморанси и Конде, ехавшим вместе позади них. Через несколько минут он снова занял свое место и кивнул Лесдигьеру. Тот, натянув поводья, отстал на целый корпус лошади, и его место тут же занял другой всадник, своим обликом так похожий на Лесдигьера, что только начав говорить с ним, можно было понять о подмене. Камилла, видя все эти манипуляции, раскрыла рот от удивления, но подъехавший всадник жестами показал, чтобы она молчала и попыталась заснуть. Баронесса поняла его и тут же притворилась спящей. Теперь, если ее спросят, у нее будет твердое алиби.