Полный цикл мести - Евгений Ткаченко

никто на его памяти не отреагировал так серьезно. Кросс молча смотрел куда-то вдаль, а точнее в пустоту, с таким видом словно вспомнил о чем-то неприятном и пугающем.

– Вашими бы молитвами. Куда мы ни шли, что бы с нами не случалось. Неведомый рок ведет его. Он называет это «зовом». И однажды он приведет его прямо в лапы злого духа-пожирателя. Никому не пожелаю тех мук, что ожидают несчастного съеденного им.

– Кончайте трепаться! Ужин готов! – прервал разговор Иеремия.

Из весьма скудных запасов Иеремия умудрился приготовить весьма недурной ужин. Горячий, сытный и вкусный. Ели все молча, но не без удовольствия. Свежий воздух, треск костра и шум деревьев успокаивали. Постепенно забылась и цель путешествия – усмирение опасного бандита, – и недавняя трагедия на ферме, и угроза нападения команчей. Даже ночные звери не тревожили своими криками путников. «Если бы Иеремия не был профессиональным убийцей из него вышел бы хороший шеф-повар в каком-нибудь престижном ресторане в Сан-Франциско», – подумал Кросс, безуспешно борясь с соблазном попросить добавки. В этот раз, прежде чем приступить к трапезе, он молился вдвое усерднее и дольше. А съел все в два раза быстрее.

Запив ужин горячим кофе Иеремия растянулся на земле и уставился в ночное небо. Он любил смотреть на звезды. Да и не только на звезды. Если не считать ненавистные прерии, он любил природу во всех ее проявлениях. Будь то гроза в лесу или солнечный день в поле. Это ему следовало родиться индейцем, а не Хеву, с его стремлением осесть в городе и любовью к прогрессу. И сейчас вдали от городских огней и суеты Иеремия, наконец, смог позволить себе расслабиться, что с его образом жизни удавалось нечасто. В лучшем случае удавалось заночевать в каком-нибудь клоповнике, гордо именуемом отелем. В худшем – спать вполглаза и впроголодь на холодных камнях. Сейчас же можно сказать, что жизнь начала налаживаться. Появилась какая-никакая цель. Не нужно больше носиться за преступниками из города в город. Да и за ними никто не гнался. Иеремия сытый и довольный лежал на мягкой траве, наблюдая, как бегут облака по звездному небу. Казалось, что мрачные мысли уносятся прочь вместе с ними. Он мысленно перенесся на несколько лет назад, в схожий момент безмятежности и покоя. Светлое пятно в черных однообразных буднях. Иеремия был тогда еще сопливым юнцом, – новоиспеченным сиротой. Его только-только определили в приют. Надо сказать, ему еще повезло, ведь могли определить в другой казенный дом, за убийство троих человек. И тем не менее жизнь в приюте была не сахар. За любой проступок следовало телесное наказание. Для Иеремии это было чуждо. Хоть он и рос в строгости, но никогда не подвергался унижению. И он давно бы сбежал из приюта, ведомый таинственным зовом и местью, если бы не Док – веселая светловолосая девчонка. Он так и не узнал ее имени. Она почему-то его стеснялась, а он и не настаивал. Быть может, прояви он тогда настойчивость, то ему бы удалось разыскать по прошествии лет. С другой стороны, это даже к лучшему. Выясниться, что она умерла или вышла замуж. И не понятно, что будет хуже: что брак окажется удачным или же нет? Она уже разбила ему сердце. Одного раза вполне достаточно. Лучше сохранить о ней приятные воспоминания. Например, как после отбоя они вместе лежали на крыше и любовались ночным небом. Тогда Иеремия в первый раз…

И тут, Кросс, покончив с добавкой, испортил вечер.

– Как так получилось, что Хев чистит оружие, а Вы готовите еду?

– Не каждый желудок выдержит стряпню индейца, – лениво ответил Иеремия. – А чтобы чистить оружие ученая степень не требуется, верно?

Иеремия медленно повернул голову к Кроссу, давая понять, что вопрос адресован именно ему. Все сразу поняли смысл этого вопроса. Хев вынул недавно начищенный до блеска томагавк и бесшумно приблизился к Кроссу со спины. Кросс же, в свою очередь, не обращая внимания на Хева поправил воротничок, достал библию и прижал ее к груди, словно кто-то пытался ее отнять.

– Прошу простить меня. Я был не до конца честен. Я, действительно, священник, но так было не всегда. Собственно, именно поэтому я вас и нанял – я прекрасно знаю, на что вы способны. Мне ведь столько раз приходилось от вас удирать. Давно вы поняли кто я?

– Давно, падре, – Иеремия вел себя все так же расслаблено.

– Но почему вы пошли за мной?

– Нам же нужно было куда-то идти. И так уж вышло, что нам по пути. А теперь рассказывай: зачем весь этот цирк?

– В этом нет никакой уловки. Все, что я сказал правда. Позвольте, я начну с начала. Я был хорош в ограблении поездов и дилижансов. И последнее мое ограбление прошло крайне неудачно, потому-то оно и последнее. Поначалу все шло как обычно. Мы остановили поезд, ворвались внутрь, вскрыли сейф. И тут начался хаос! Пальба, крики, рев паровоза, взрывы. А в сейфе ничего кроме каких-то мешков. Недолго думая мы похватали мешки и помчались прочь. Не знаю кто за нами гнался, мне так и не удалось их рассмотреть. Я видел лишь какое-то зеленоватое свечение… как от электрического фонаря. Свечение все приближалось и приближалось. И когда я обернулся посмотреть, свет померк. Очнулся я уже в пустыне, привязанный к дереву. Я был один, голова гудела – меня здорово приложили. Времени прошло много – кровь из раны залила лицо и успела засохнуть. Я с трудом разлепил глаза, чтобы осмотреться. Повсюду были разбросаны разорванные мешки, что мы взяли из сейфа. Они были набиты… бумагой. Первая мысль, что пришла тогда в мою пробитую голову: «Никогда не знаешь, какой поезд будет последним».

– Переносной электрический фонарь. Сейф с барахлом.

– Ловушка. Да. Причем очень дорогая. Кто бы ее расставил, он своего добился. Я с тех пор больше не у дел. В общем, я висел под палящим солнцем и умирал. И не было ничего в моей душе кроме злобы. Я все думал: «Кто так со мной поступил? Друзья? Или враги? Кого из них убить первым?» И только когда над головой закружили стервятники до меня стало потихоньку доходить – это конец! А раз так, может стоит покаяться? Или хотя бы обдумать свои земные деяния? Но, что тут думать? Беспробудные пьянки, блуд, грабежи, убийства. Ровно в таком порядке. Снова и снова. А смерть в обличье стервятников подкрадывалась все ближе, а я никак не мог вспомнить ничего светлого. Очень грустно и обидно умирать, осознавая, что не