Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

мы не хотим никого впускать в город, но мы вынесем вам хлеба и пива. Пейте, ешьте и уходите прочь.

Гентцы поели, попили и ушли прочь.

Вернувшись, тысяча двести послов рассказали о том, что призошло. И тогда было решено обратиться к гер­цогу и осведомиться о его условиях.

Однако герцог ответил, что он не намерен договари­ваться с бунтовщиками, так что гентцы должны признать себя побежденными, а иначе все они будут казнены.

Гент решил сражаться самостоятельно, ибо правда была на его стороне.

Колокол Роланд гудел жалобнее, чем когда-либо пре­жде, и, словно из-под земли, поднимались новые воины. Отвага росла вместе с опасностью; от многочисленности тех, кто встал на защиту города, кружилась голова; при виде того, как на его улицах собралось тридцать тысяч бойцов, Гент, не в силах их пересчитать, счел себя непо­бедимым, словно Океан, который тоже не знает, сколько в нем волн.

III. КАКОВ ОТЕЦ, ТАКОВ И СЫН

Гентцы вышли из города. Часть их войска, самая мощ­ная, встала лагерем в Базеле, вблизи Рупельмонде, и там укрепилась; гентцы приволокли с собою превосходную артиллерию. Каждая ремесленная гильдия заказала по кулеврине, на которой было выгравировано ее наимено­вание.

Герцог решил атаковать противника всеми имеющи­мися у него силами. Свое войско он разделил на три отряда.

Командование авангардом было доверено графу де Сен-Полю, под началом которого находились Корнелий, бастард Бургундский, Жак де Лален и сир де Савёз.

Герцог командовал главной частью войска; при нем находился его сын, граф де [Пароле.

Командирами арьергарда были граф Этампский и Иоганн, герцог Клевский; арьергард почти полностью состоял из немцев.

Как это было принято, герцог и граф посвятили в рыцари несколько воинов. Граф не сдерживал радости от того, что ему предстояло участвовать в своем первом сра­жении; это был один из тех людей, у кого всем правит кровь, у кого кровожадные инстинкты берут верх над инстинктами общественными и у кого приплюснутый лоб оставляет области затылка все выпуклости, связан­ные с рассудком.

План сражения отличался крайней простотой и был как раз таким, какой следовало использовать против бед­ных горожан, не имевших никакого представления о военном искусстве.

Филипп направил против войска мятежников часть своего авангарда; после первого удара она должна была отступить, чтобы побудить гентцев выйти из укрепления. И стоило бы им оттуда выйти, как они были бы обре­чены на гибель: герцог атаковал бы их всеми своими силами.

Можно было подумать, что с бедными горожанами обо всем договорились заранее, настолько точно они проде­лали то, что предвидел герцог.

Гентцы, действуя опрометчиво, бросились преследо­вать бургундский авангард, отступавший в сторону своей армии.

Когда же в разгар этого беспорядочного преследова­ния они оказались на расстоянии полета стрелы, зазву­чали трубы и все кулеврины открыли огонь.

В то же время без передышки начали стрелять луч­ники, испуская громкие крики: это были те лучники, чьи длинные стрелы издалека достигали мятежников и про­бивали их кожаные латы, самую мощную броню, какая была у этих славных людей.

И тут начался спор между графом де Сен-Полем и всеми только что произведенными в рыцари молодыми воинами, торопившимися прославиться; граф де Сен- Поль вынужден был сдерживать их, обращаясь к каждому из них по имени и поясняя им, что они поставят под угрозу исход сражения, если бросятся в атаку отдельно и без приказа.

Самым нетерпеливым из всех был Корнелий, бастард Бургундский; он хотел спешиться, чтобы вместе с лучни­ками напасть на врагов, как, по рассказам, это делалось некогда в великих битвах при Пуатье, Креси и Азенкуре. Его с трудом удержал Гильом де Сен-Сен, его воспита­тель.

Но стоило гентцам дрогнуть под обрушившимся на них градом стрел, как удержать всю эту молодежь было уже невозможно; бастард Бургундский одним из первых опустил древко копья на упор и вместе с воинами из своей свиты ринулся в самую гущу беглецов, но одним из первых и поплатился за свою отвагу.

На нем не было латного ошейника: без сомнения, он подумал, что эта дополнительная деталь доспехов бес­полезна, когда имеешь дело с подобным мужичьем.

Однако какой-то крестьянин, преследуемый им, обер­нулся и метнул пику ему в горло; острие прошло под челюстью и проникло в мозг.

Молодой человек свалился мертвый.

Но он был жестоко отомщен! Все, кого взяли в плен — а в плен взяли многих, — были зарезаны или пове­шены.

Герцог был в отчаянии.

— Даже если я повешу и зарежу сто тысяч, — восклик­нул он, — это не возместит потери, которую я понес!

Он обожал бастарда почти так же, как своего закон­ного сына.

Тело убитого было поднято и торжественно перенесено в Брюссель, где заботами герцогини ему были устроены пышные похороны.

После этого официальным бастардом стал другой вне­брачный сын герцога: это был сын благородной девицы Мари де Тьеффери. Он принял имя бастарда Бургунд­ского, которое и носил с тех пор.

Что же касается молодого графа де Шароле, то он был разочарован: ему не удалось ничего совершить во время этого достославного сражения при Рюпельмонде, и он был всего-навсего свидетелем битвы, в которой участво­вал один лишь авангард.

Чтобы утешить сына, герцог направил его в Васландию выяснить, возможно ли довершить там усмирение мятежников.

Карл обнаружил в Морбеке укрепившийся там отряд гентцев. Несомненно, с ними был какой-то инженер, ибо их оборонительные сооружения были выполнены великолепно.

Стояла ужасающая жара; несколько воинов, облачен­ных в латы, потеряли сознание, а двое умерли от уду­шья.

Однако граф де Шароле вопреки всему хотел атако­вать; ему объясняли, что люди разбиты усталостью и изнурены жарой, ему показывали оборонительные соору­жения, сделанные рукой мастера, но все было тщетно: он заявил, что ему безразличны число этих мужланов и мощь их позиции.

Тогда его воспитатель барон д’Окси, сир де Тернан и сир де Креки окружили его и стали порицать его за этот пыл, говоря ему, что по юношескому неразумению он намеревается погубить дело своего отца; но принц наста­ивал на своем тем больше, чем сильнее его хотели удер­жать.

Наконец он уступил.

— Однако, — произнес он, — давайте, по крайней мере, переночуем здесь, на виду у этих разбойников, а пока пошлем за артиллерией и подкреплением. Подкре­пление и артиллерия прибудут ночью, и