Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей - Дейл Карнеги

А как оценивал себя Кроули? Это известно, потому что покаполиция вела стрельбу по его укрытию, он писал письмо, адресуя его «тем, когоэто может касаться». И кровь, лившаяся из его раны, оставила багровый след набумаге.

В этом письме Кроули писал: «Под моим пиджаком усталое, нодоброе сердце, которое никому не причинит зла».

Незадолго до этого Кроули было назначено любовное свиданиена проселочной дороге из Лонг-Айленда. Внезапно к его машине подошел полисмен исказал: «Покажите ваши права». Не говоря ни слова Кроули вытащил наган и градомпуль сразил полицейского наповал. Когда тот упал, Кроули выскочил из машины,выхватил у умирающего офицера его револьвер и выстрелил еще раз в распростертоетело. И вот этот убийца говорит: «Под моим пиджаком усталое, но доброе сердце,которое никому не причинит зла».

Кроули был приговорен к смертной казни на электрическомстуле. Когда он входил в камеру смертников тюрьмы Синг-Синг, он не сказал: «Вотчто я получил за то, что убивал людей». Нет, он сказал: «Вот что я получаю зато, что защищал людей».

В этой истории примечательно то, что «Два нагана» Кроулисчитал себя ни в чем не виноватым. Является ли необычной подобная самооценкасреди преступников? Если вы склонны считать, что это именно так,познакомьтесь-ка с нижеследующими фактами: «Я потратил лучшие годы жизни на то,чтобы доставлять людям зажигательные удовольствия и помогать им приятнопроводить время, и все, что получаю взамен — это оскорбления и существованиезагнанного человека». Это сказал Аль-Капоне. Да, тот самый Аль-Капоне, некогдавраг американского общества № 1,[3] когда-либо терроризировавших Чикаго. Он неосуждает себя. Он действительно смотрит на себя как на благодетеля — эдакийнеоцененный и непонятый благодетель общества.

То же самое сказал «Немец» Шульц перед тем как скорчитьсяпод пулями гангстеров в Нью-Йорке. «Немец»-Шульц — одна из известнейшихнью-йоркских «крыс» — в интервью для газеты прямо заявил, что он благодетельобщества. И он верил в это.

На эту тему у меня была небезынтересная переписка сначальником тюрьмы Синг-Синг. Он утверждал, что немногие преступники, сидящие вСинг-Синге, считают себя дурными людьми. Они — точно такие же люди, как мы свами, и так же рассуждают и объясняют свои поступки. Они могут объяснить вам,почему должны были взломать сейф или нажать на спусковой крючок.

Большинство из них стараются с помощью аргументов, путаныхили логичных, оправдать свои антиобщественные действия даже в собственныхглазах, приходя таким образом к твердому убеждению, что их вообще не следовалосажать в тюрьму.

Если Аль-Капоне, «Два нагана»-Кроули, «Немец»-Шульц и другиеотпетые джентльмены, находящиеся за тюремными стенами, ни в чем не обвиняютсебя, то что же сказать о людях, с которыми мы находимся в ежедневном общении?!

Покойный Джон Уенмайкер признался однажды: «Тридцать летназад я понял, что браниться по меньшей мере глупо, что мне следуетбеспокоиться о преодолении своей собственной ограниченности, не беспокоясь отом, что бог не счел нужным распределить дар разумения поровну между всеми».

Уенмайкер рано постиг этот урок. Лично мне пришлось добруютреть века брести на ощупь в этом дремучем мире, прежде чем передо мною сталапроясняться та истина, что в 99-ти случаях из ста человек ни в чем не осуждаетсебя, независимо от того, насколько он прав или не прав.

Критика бесполезна, ибо она ставит человека в позициюобороняющегося и побуждает его искать для себя оправдание. Критика опасна, ибоона ранит драгоценное для человека чувство собственного достоинства, наноситудар его представлению о собственной значимости и возбуждает в нем чувствообиды и негодования.

В старой германской армии солдату не разрешалось подаватьжалобу сразу после происшествия, давшего для нее повод. Он должен был сдержатьпервое чувство обиды, «заспать» его или «остыть». Если же он подавал жалобунемедленно в день происшествия, его наказывали. В повседневной жизни тожеследовало бы ввести подобный закон для ворчливых родителей, сварливых жен,бранящихся работодателей и целой армии несносных любителей выискивать чужиеошибки.

На страницах истории вы найдете тысячи примеровбесполезности чересчур строгой критики. Возьмите, например, известную ссорумежду Теодором Рузвельтом и президентом Тафтом — ссору, из-за которой произошелраскол в республиканской партии и в Белый Дом вступил Вудре Вильсон, а вмировую войну была вписана яркая, мужественная страница, изменившая течениеистории. Окинем беглым взором события.

В 1908 году, уходя из Белого Дома, Теодор Рузвельт сделалпрезидентом Тафта, а сам удалился в Африку пострелять львов. Когда же онвернулся, его раздражению не было границ. Он обвинил Тафта в консерватизме ипостарался обеспечить самого себя в кандидаты (на третий срок), для чегообразовал партию Быков и Лосей,[4] тем самым почти развалив республиканскуюпартию. В результате на последних выборах Уильям Годфри Тафт и республиканскаяпартия вышли вперед только в двух штатах — в Вермонте и Юте — самоесокрушительное поражение старой партии за всю историю.

Теодор Рузвельт обвинил Тафта, но обвинил ли сам себяпрезидент Тафт?

Конечно, нет. Со слезами на глазах Тафт говорил: «Я не вижу,как бы мог поступить иначе, нежели поступил». Кто же виноват? Рузвельт илиТафт? По правде сказать, не знаю и не стараюсь узнать. Главное, к чему ястремлюсь, — показать, что вся критика со стороны Рузвельта не убедила Тафта втом, что в поражении виноват именно он. Единственным ее результатом было то,что Тафт старался оправдать себя и повторял со слезами на глазах: «Не вижу, какбы я мог поступить иначе».

Или возьмем скандал с «Типот Доум Ойл».[5] Помните его?Газетная шумиха вокруг этого дела не утихала несколько лет. Всколыхнулась всястрана. В американском обществе на памяти живущего поколения не случалось ещеничего подобного. Чисто фактическая сторона дела такова: Альберту Фоллу —министру внутренних дел в кабинете Гардинга, было поручено сдать в арендучастным фирмам нефтяные резервации Элк-Хилл и Типот Доум, ранеезарезервированные военно-морскому флоту США для использования в будущем.

Вы полагаете, что министр Фолл назначил публичные торги? Нет.Он без стеснения вручил лакомый контракт своему другу Эдварду Л. Догени. А чтосделал Догени? Он вручил министру Фоллу, любезно назвав ссудой сто тысячдолларов. Затем министр Фолл самовластно направил в район резервации морскуюпехоту Соединенных Штатов, чтобы прогнать конкурентов, чье расположенное пососедству с резервацией производство не истощало бы запасов нефти Элк-Хилла.Согнанные штыками со своих участков конкуренты кинулись в суд, и слетелакрышка[6] с пузатого Чайника со скандальной «заваркой» в сто миллионовдолларов.[7] Разразилось зловоние столь отвратительное, что стошнило всюстрану. Администрация Гардинга была низвергнута, республиканской партии грозилополное крушение, а Альберт Фолл угодил за тюремную решетку. Фолл был суровоосужден, осужден как немногие из общественных деятелей, когда-либоподвергавшиеся осуждению.