Прогнившие насквозь. Тела и незаконные дела в главном морге Великобритании - Питер Эверетт

На следующий день, после того как к нам поступило тело Энди, я допоздна задержался на работе. Раздался телефонный звонок. Звонивший представился секретарем Крисмаса Хамфриса, знаменитого адвоката обвинения, принявшего участие в ряде громких дел об убийствах, которые привели к казни обвиняемых. Одним из них стал Тимоти Эванс, чья невиновность впоследствии была доказана (серийный убийца Джон Кристи подставил его, из-за чего Эванса обвинили в убийстве одной из его жертв). Уйдя из юриспруденции, Хамфрис стал буддистом. Секретарь рассказал, что мистер Хамфрис выступал главным обвинителем по делу Эллис и хотел бы оплатить похороны Энди. Также он сообщил мне, что судья первой инстанции сэр Сесил Хейверс прежде делал ежегодные взносы в фонд на образование Энди. Очевидно, чувство вины за несправедливую смерть Эллис и ее последствия легло тяжелым бременем на плечи обоих.

* * *

Впрочем, не все так мрачно. Чем ближе находишься к смерти, тем громче смех в моменты веселья. Теперь, когда я сдал все экзамены (мои школьные учителя в жизни бы не поверили), меня попросили выступать перед медсестрами и полицейскими, рассказывая им про морг и процесс проведения вскрытия. Во время одного из таких выступлений, когда я объяснял, как после вскрытия зашивают тело – свежий пример лежал при этом на столе рядом со мной, – одна из медсестер спросила:

– Как долго швы заживают?

Во время другой демонстрации, показывая, как с уважением раздеть мертвое тело, я попытался снять с мертвеца ботинок и в итоге улетел в другой конец комнаты с протезом ноги в руке.

В другой раз я раздевал тело мужчины, и мне помогала молодая женщина-полицейский. Это был один из ее первых трупов. Мужчина допустил самую большую в своей жизни ошибку, свернув с Прейд-стрит на Эджвер-роуд на мопеде, сильно срезав угол, в то время как ему навстречу ехал автобус, в результате столкновения с которым мужчина погиб от перелома шеи. Сняв с него штаны, мы были чрезвычайно удивлены, увидев розовые женские трусики с оборками. Начав смеяться, мы уже не могли остановиться. Разумеется, это не было проявлением бездушия с нашей стороны: просто в воздухе повисло напряжение, и эти трусы с оборками будто стали насмешкой над нашей угрюмой профессиональной выдержкой.

Кроме того, я начал свыкаться с мыслью, что известные и даже скандально известные личности умирают точно так же, как и все остальные, и за время работы в больнице святой Марии через меня прошло немало «знаменитостей». Однажды вечером я был в своей квартире в Мэрилебон (иногда используется Марилебон)[14] и только закурил трубку, любуясь видом на Риджентс-парк в вечернем свете. Низко над деревьями пролетела гусиная стая. Проследив за птицами взглядом, я заметил рядом с больницей святой Марии необычайно большое количество мигающих синих огней. Поняв, что дело серьезное, я решил своими глазами посмотреть, что там случилось, и направился пешком в больницу, до которой было рукой подать.

Здание осадили журналисты, телеоператоры и сверкающие вспышками камер фотографы. Увидев меня, медсестра интенсивной терапии явно почувствовала облегчение. Улыбнувшись, она подмигнула мне, сказав, чтобы я направлялся прямиком в палату, добавив с легкой улыбкой: «Не упоминайте войну!» Понятия не имея, что она имела в виду, и не желая тратить времени попусту, я повиновался и обнаружил полдюжины детективов, собравшихся вокруг тела элегантно одетого старика. Этот обычный с виду мужчина оказался не кем иным, как Альбертом Шпеером, архитектором и министром вооружения Третьего рейха, а также доверенным лицом Адольфа Гитлера. Он отсидел свой двадцатилетний срок в тюрьме Шпандау и прибыл в Лондон, чтобы записать интервью для BBC. Я вышел из палаты на поиски Пэта, чтобы он помог мне подготовить тело для вскрытия, за право проведения которого, как я хорошо знал, будут бороться все судмедэксперты. Для них не было ничего лучше возможности добавить в свое резюме какое-нибудь скандально известное имя. Только я зашел в отделение интенсивной терапии, как ко мне подошел неопрятного вида невысокий мужчина в плаще.

– Я из новостей, чувак, – сказал он уголком рта. – Дам десять штук, если сделаешь фото нациста.

Он приоткрыл плащ, показав карманный фотоаппарат. Я отказался и выпроводил его за дверь, где полицейские вывели его за теперь уже надежно установленное оцепление.

Потребовалось провести полномасштабное расследование причины смерти, однако она оказалась совершенно банальной: сердечный приступ. На следующее утро я сопроводил дочку Шпеера в зал прощания при морге, чтобы она могла посмотреть на тело. Она явно пыталась держать себя в руках, демонстрируя нарочитую холодность, даже скомандовала мне «Schnell!» («Быстро!»), так как в зал опознания можно было попасть только через несколько длинных подземных коридоров, которые казались бесконечными. Когда мы пришли, она постояла несколько секунд, склонив голову, после чего поспешно ушла с заплаканным лицом.

Следующее тело скандально известного человека прибыло в больницу святой Марии на такси, в котором он только что скончался. Это был барон Брэдвелл, более известный как Том Дриберг, представитель коммунистической партии, член палаты общин от Баркинга, который когда-то вел дружбу с близнецами Крэй, гангстерами из восточного Лондона. Ходили слухи, будто Дриберг был шпионом КГБ, но никаких доказательств этого так никто и не предоставил. Поскольку он был известной публичной личностью, потребовалось провести тщательное вскрытие и расследовать причины смерти, однако, как и Шпеер, Дриберг скончался от обычного сердечного приступа.

Из-за холодной войны я несколько раз попадал в довольно непростые ситуации. Разбуженный однажды ни свет ни заря взбудораженной медсестрой отделения интенсивной терапии, я прибыл в больницу, где обнаружил перепуганного полицейского, охраняющего труп мужчины сорока с небольшим лет. На его подбородке лежали остатки розовой таблетки, предположительно выпавшей изо рта. Вскоре мой осмотр был прерван таинственным мужчиной, представившимся партнером покойника. За ним последовали полдюжины агентов специальной службы, один из которых обмолвился, будто погибший был агентом КГБ. Погрузив труп в синий фургон, они испарились, оставив меня оформлять документы без тела или отчета о вскрытии для коронера. Четыре часа спустя дневная медсестра интенсивной терапии сообщила, что у нее в палате мертвый дипломат. Я объяснил ей, что тело дипломата уже забрали несколькими часами ранее.

– Тогда мог бы ты объяснить, кто сейчас лежит на моей тележке?

Я помчался туда, обнаружив второго мужчину, также с розовой таблеткой, на этот раз уже во рту. Агенты специальной службы вернулись и погрузили в свой синий фургон второго дипломата, оставив меня с двумя бланками о поступлении, но при этом без тел – теперь мне нужно было как-то все это объяснить.