След «черной вдовы» - Фридрих Незнанский

Так Светлана и узнала, с кем имела дело. И стали ей понятны ее собственные страхи — они имели, оказыва­ется, под собой веские основания. Но все-таки как же? Как же?! Вот живет человек, внешне вовсе и не опасный для общества, а на самом деле в глубине его души зата­ился жестокий преступник? И все дело, получается, лишь во времени?

Она была потрясена, она пересказала Нестерову некоторые свои странные, непонятные ощущения от общения с Максом. А Виктор Михайлович только скеп­тически ухмылялся по поводу ее горячности. А потом, когда ему, видно, надоело слушать ее бесконечные воп­росы, он пошел в свою библиотеку, порылся в ней, вы­тащил книжку и сунул ей небрежно:

— На, почитай, если поймешь что-нибудь. Все, что ты рассказываешь, девочка, я давно знаю. Но я, видит Бог, пытался исправить его жизнь. Я его даже депута­том сделал. А он — нет, не оправдал. Я его в дело свое назначил. Так он и тут воду мне мутит. Отец его под следствием, и срок ему грозит приличный. Брата недав­но убили во время разборки. Теперь сам прет на рожон. Не знаю, что и делать... Почитай, почитай, иног­да полезно знать, с кем в кровать ложишься.

Шлепнул ее по-приятельски по крепеньким ягоди­цам, подмигнул и отправился по своим делам.

А Светлана ушла в отведенную ей комнату с широ­кой постелью — уже видела, даже прикинула привыч­но и подумала: а что нового-то? Что здесь необычно­го? Кто из ее творческих соперниц, иначе говоря, кол­лег по цеху, подсчитывал, в скольких постелях надо перебывать, пока своей цели добьешься?..

Книжку, которую Нестеров посоветовал ей почи­тать, написал известный психиатр Ганнушкин. Светла­на слышала эту фамилию и даже припомнила, в какой связи. В самой элементарной. «Вот, — говорят, — оче­редного психа к Ганнушкину повезли». Оказывается, тот самый.

Конечно, скрупулезно изучать довольно приличный труд «Психология и психоанализ характера» было не­легко, да она и не собиралась. Виктор Михайлович на­звал Макса параноиком, вот про это и надо, чтобы по­нять свои собственные ощущения, которые до сих пор ее беспокоили. И нашла-таки почти целую главу.

Ганнушкин писал, что параноики крайне эгоистич­ны, привержены идее своей исключительности. Вся ок­ружающая их действительность имеет для них значение и интерес только потому, что она касается их личнос­ти. Их мысли и переживания сосредоточены на узком круге «сверхидей», центральное место в котором зани­мает их собственная личность. Их нетерпимость и кон­фликтность приводят к агрессивным посягательствам на личность. Такого рода психопаты отличаются спо­собностью к чрезвычайному и волевому длительному напряжению, они упрямы, настойчивы и сосредоточе­ны на, своей деятельности...

Светлана задумалась. Вот и объяснение тому, что

Макс целых четыре года был депутатом Госдумы, и никто ни в чем его не заподозрил: конечно, это же дли­тельное волевое напряжение. Интересно. И она продол­жила чтение.

Дальше было сказано, что если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не оста­навливается для того, чтобы привести его в исполне­ние. Жестокость подчас принятого решения не смуща­ет его, на него не воздействуют ни просьбы ближних, ни даже угрозы власть имущих. Да к тому же, будучи уверен в своей правоте, параноик никогда не спраши­вает советов, не поддается убеждению и не слушает воз­ражений.

В борьбе за свои воображаемые права параноик часто проявляет большую находчивость. Он умело отыскивает себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстии, справедливости...

«Ну точно, — подумала Светлана, вспомнив «вы­ходы в свет» и поведение Максима. — Убеждать он умеет...» Впрочем, данная мысль показалась ей неиск­ренней, вероятно, таким вот образом она сама хочет как-то оправдать свое поведение. Меня, мол, убедили, я и поверила! Худо ведь, объективно относясь к себе самой, понимать, что никто тебя, дорогая моя, в кой- ку-то «за ухи» не тянул, сама пошла. А про Макса — верно. Вот и дальше...

Группу психопатов заторможенного типа представ­ляют прежде всего шизоидные, отличающиеся агрессив­ностью. Это холодные энергичные натуры, способные иногда к чрезвычайной жестокости не из стремления к причинению мучений, а из безразличия к чужому стра­данию. У шизоидов агрессия не вязнет в мазохистском болоте. Она попросту разрушается. Когда она вздыма­ется, возникает ощущение всемогущества, поскольку оно не подвергается проверке реальностью. При шизоидной психопатии сексуальное поведение отличает­ся импульсивностью, нелепостью, становится плодом эротических переживаний и фантазий. Сексуальные правонарушения, совершенные больным шизоидной психопатией, часто включают элементы ритуальности, субъективного символизма, иногда отличаются изощ­ренной жестокостью, истязаниями, приводящими к смерти жертвы...

«Господи, этого еще не хватало!» —едва не восклик­нула Светлана и снова, как однажды, увидела перед собой, точнее, прямо над собой желтые и страшные гла­за Максима — теперь она осознала, — с тонкой расчет­ливостью наблюдавшие за нею, распростертой на кро­вати. И чуть не завопила от страха.

Вечером она пересказала свои впечатления от про­читанного Виктору Михайловичу, удивляясь его невоз­мутимому, словно мудрому, спокойствию. А после не­большого, почти скромного ужина, то ли от ощущения одиночества, то ли для того, чтобы окончательно из­бавиться от страха, она оказалась в постели Нестерова и не пожалела об этом.

А утром он, в свою очередь, рассказал ей о том, ка­кие шаги уже предпринял касательно ее желания пере­браться в Москву, в Большой театр.

Бывает: как с утра настроение не задалось, и все тут! Хмурься не хмурься, а приходится терпеть самое себя. Нет хуже состояния. Это еще хорошо, что ее Виктор понимает. Просто подмигнет и промолчит: мол, обра­зуется... С Вампиром бы такое не прошло. Он однажды в аналогичной ситуации криво этак поглядел на нее и вдруг сказал — вроде бы с усмешкой, несерьезно, но такое, отчего у, нее в буквальном смысле чуть матка не опустилась. «Что значит — настроение? Откуда оно у тебя может быть? Ты мне гляди, а то кликну сейчас па­цанов, так они его вмиг тебе исправят... хором» И страшненько ухмыльнулся. Она тогда прямо вспыхну­ла: «А ведь может... вампир проклятый». Хорошо, что удержала свой язычок...

Потом она узнала: у Виктора Михайловича с Мак­сом стрелка была. Неизвестно, о чем они там между собой договорились, к какому соглашению пришли, но Вампир от нее вроде бы отстал, а то ведь не раз уже слышала от посторонних его угрозы. Тогда же Виктор и приставил к ней своего телохранителя, а тот не от­пускал ее одну ни на шаг, просто до смешного доходи­ло... Ну а в Москве стало проще— здесь Макс ее боль­ше не преследовал и не угрожал. Зато, когда переехали, стал отчего-то все чаще хмуриться Виктор. Он своими проблемами с ней обычно не делится, но она-то видит, что у него не все в порядке. Сперва думала: уж не из-за нее ли, но скоро сообразила-таки, что она, в сущности, и для Нестерова тоже нечто вроде забавной .игрушки, правда, на сей раз в руках не испорченного негодяя, стре­мящегося все неугодное себе поломать, чтоб другим не досталось, а человека, умеющего хотя бы ценить краси­вые вещи. И все-таки — вещь, а не одушевленная само­стоятельная личность... А она разве не догадывалась, на что подписалась?.. Вот и помалкивай в тряпочку, нечего из себя оскорбленную невинность разыгрывать...