Любимые дети его - Емельянов

того, что после боя просто падал и отключался.

Сначала он мог проспать так десять часов, если всё было тихо.

Потом Тейрис как-то, встав по нужде, увидел его стоящим посреди лагеря, холодной бесснежной ночью.

— Ты чего? — спросил Тейрис. — Мы ж легли часа три назад, я думал, ты потерял сознание и не придёшь в себя до завтрашнего вечера.

Лэйр пожал плечами.

— Да что-то не спалось. Вышел подышать.

Потом он вернулся вместе с Тейрисом в палатку и вроде заснул.

Потом Тейрис перестал находить его рядом, проснувшись — Лэйр вставал раньше и занимался ранеными или помогал с чем-то ещё. Но иногда Тейрис долго не мог его найти, а когда находил — Лэйр мямлил в ответ что-то невразумительное.

В какой-то момент Тейрис понял, что Лэйр вообще почти перестал спать. Он выходил по ночам и бродил по лагерю, уходил за его пределы, в снежный лес, и проводил там часы, пока ноги и руки не начинали коченеть от холода.

Однажды ночью он разбудил Тейриса.

— Они идут, — тихо сказал он. — Они здесь.

Тейрис подскочил инстинктивно — и остановился, уже начав натягивать доспехи. Вокруг было тихо.

— С чего ты взял? — спросил он. — Тревоги нет.

— Я слышу, как хрустит наст, — шёпотом ответил Лэйр. — Ты что, не слышишь?

Тейрис прислушался.

— Нет, — так же шёпотом ответил он.

— Я был там, — лихорадочно зачастил Лэйр, — в лесу, я видел их, между деревьями, я слышал, как они идут, они скоро будут здесь.

Тейрис стянул обратно нагрудник и кинул его на пол.

— Ты снова не спал? — спросил он.

Лэйр раздражённо закатил глаза.

— Здесь нельзя спать. Они…

Он резко осёкся, Тейрис взял его за руку и сел ближе.

— Что они? — мягко спросил он. — Лэйр, расскажи мне, поговори со мной.

Лэйр опустил глаза и сидел какое-то время молча и неподвижно. Глаза у него запали и нехорошо поблёскивали от недосыпа, черты лица заострились, пальцы подрагивали в ладони Тейриса. Наконец он поднял на него глаза и сказал:

— Они приходят ко мне во сне. Рыцари смерти.

— Лэйр… Они всем нам снятся.

— Они зовут меня, — тихо продолжил Лэйр. — И среди них те, кого мы знали и кто… ну… стал ими. Они приходят каждую ночь, Тей. Стоит мне закрыть глаза, я вижу их.

— Это кошмары, Лэйр, ты же знаешь, всем нам снятся кошмары, — попытался успокоить его Тейрис, но Лэйр мотнул головой и вырвал у него руку.

— Они приходят ко мне, — резко сказал он. — Я просыпаюсь и не могу дышать, не могу лежать, я весь то как будто в огне, то леденею. Я не могу думать ни о чём, кроме них. Они приходят за мной. Кого я не смог спасти, и их убийцы.

Вдруг он снова напряжённо прислушался к тишине и теперь сам схватил Тейриса за руку.

— Вставай, Тей, ну, ты что, не слышишь как они скачут? Они с минуты на минуту будут здесь! Почему не поднимают тревогу?

— Лэйр, стой, стой! — крикнул Тейрис, пытаясь его удержать, но Лэйр уже выскочил из палатки.

Он перебудил весь лагерь, а потом бился, не давая себя успокоить и кричал срывающимся голосом, что они здесь и что он видит их. Прикреплённый к их отряду врач велел его скрутить и вколол успокоительное. Следующие несколько дней Лэйр провёл в палатке для раненых, под надзором и лекарствами. Почти всё время он проспал. Тейрис приходил к нему каждую свободную минуту. На третий день взгляд у Лэйра прояснился и он улыбнулся, когда Тейрис зашёл. Почти так же, как раньше. Тейрис улыбнулся в ответ.

— Перепугал я тебя? — спросил Лэйр.

— Ещё как, — честно ответил Тейрис. — Теперь я тебя буду к койке привязывать на ночь.

— Звучит в общем довольно заманчиво, — мечтательно ответил Лэйр, и Тейрис расхохотался.

— Всё-таки есть в них какая-то красота, — задумчиво сказал как-то Лэйр.

— В ком? — не понял Тейрис.

Лэйр кивком указал на опушку леса, где стояли они, готовые к бою.

— В дк.

— Ты сбрендил, — уверенно ответил Тейрис. — Опять.

Лэйр усмехнулся и косо глянул на него.

— Ты видишь, — сказал он.

Тейрис взглянул на него в ответ и промолчал.

Он видел. И это пугало его самого.

Мы все медленно сходим с ума, думал он. Лэйр, все остальные, и я тоже. Эта земля поглощает нас, присваивает нас, меняет, делает нас своей частью. Частью земли мертвецов. Мы забываем, кем мы были, потому что она высасывает нас досуха и заполняет своим холодом и пеплом. Мы больше не знаем ничего, кроме этой войны, и те, кто стоит против нас — воплощение её, наши братья, мы сами. Их ярость питает нашу, наше безумие питает их. Мы едины, будто рождены быть вместе и умирать вместе. Мы ненавидим друг друга и распинаем друг друга на крестах нашей ненависти и нашего вожделения. Вожделения смерти. И мы ищем то, за что можем зацепиться. Змей и Ловчий — теперь они тоже были здесь, где-то далеко от этого места, в главном госпитале воинства Света в Нордсколе — они цеплялись за свой смех. Они высмеивали войну, и это был их бой, не менее тяжёлый, чем на передовой. Лэйр пытался увидеть смысл и спасти всех, кого мог. А Тейрис… Тейрис боялся того, что происходило с ним самим. Тейрис смотрел на них, на их синие, красные и зелёные руны, на то, как они поднимают свои заточенные мечи, как разворачивают своих костяных коней, как поворачивают голову в шлеме и он видит синий свет их глаз через прорези забрала — и ненавидел их. Ненавидел и думал: я никогда до этого не знал войны в лицо. Теперь я вижу это лицо. Это ты. Это каждый из вас, и вы отвратительны и прекрасны. Как отвратительна каждая война, о да, теперь я знаю это. И как прекрасна совершенная ярость. Как прекрасно ваше равнодушие, ваша холодная безжалостность, ваша уверенность, я ненавижу всё это, как же я ненавижу всё это, и как я хочу почувствовать это, на этой чёртовой, проклятой войне, этой чёртовой проклятой промёрзшей земле, созданной не для нас, но для вас. Как я хочу почувствовать то, что чувствуешь ты, когда ступаешь по ней.

— Интересно, как они в постели? — сказал Лэйр.

Тейрис поперхнулся и расхохотался.

— Мне почему-то думается, что ты не хотел бы знать.

— На их условиях — пожалуй нет, — ответил Лэйр.

Теперь они жили вдвоём в офицерской палатке, и не было нужды быть тихими или сдерживать себя, когда оставались силы на что-то, кроме войны.