Монголы на Руси. Русские князья против ханов восточных кочевников - Джеремия Кэртин

Наконец настал день, когда он должен был склониться до земли перед ханом Узбеком. Он не увидел никакого неудовольствия на лице хана; он казался таким же дружелюбным, как и тогда, когда дал ему ярлык на княжение; он не был ни добрым ни злым. В Орде было то же самое: ни добрый ни злой. Между собой он и Кавгадый или Юрий не проявляли друг к другу знаков внимания. Вся Орда была на их стороне, как показалось Михаилу. Все подтверждало слова его друзей, что Кавгадый всегда очернял его. Также говорили, что близкие хану люди неоднократно говорили ему о необходимости судить тверского князя. Когда хан пообещал сделать это, а потом забыл, они напомнили ему, что это дело важное и его не следует откладывать, что государство становится сильным путем демонстрации покровительства хорошим людям и наказания плохих.

Михаил прожил шесть недель в тревоге и ожидании суда. Потом его вызвали выслушать приговор. Хан, который так же много развлекался, как и занимался делами, готовился к большой охоте на Кавказе и в Закавказье. Удовольствие, как оказалось, совпало с политикой. Некоторые говорили, что он берет ордынское войско на большую охоту, а затем пойдет воевать на персидскую границу. Во всяком случае, перед отъездом он пожелал уладить некоторые вопросы, которые вызывали у него досаду, и внезапно сказал своим магнатам: «Судите Юрия и великого князя, а затем озвучьте ваше решение. Того, кто прав, я награжу, а виновного накажу». Это-то и было нужно Кавгадыю.

На следующий день позвали Михаила. Много жалоб прозвучало в его адрес: он утаивал ханскую дань; он отправил свои богатства в Ливонию; он просил помощи у папы римского; он занимал деньги у сборщиков налогов и князей и не вернул их; он был грабителем; он был несправедлив к подчиненным ему князьям – это, вероятно, относилось к Новгороду. Затем настала очередь двух крупных преступлений: он отравил Кончаку и воевал против ханских посланников.

Ордынские вельможи слушали дело; перед ними было большое количество жалоб. Кавгадый и Юрий были и среди судей, и одновременно свидетелями. Когда Михаил представил строгие отчеты о дани и списки того, что было взято у каждого отдельного лица, они вскричали: «Ты высокомерный и непокорный; ты оскорбил посланника хана Кавгадыя и воевал с ним; ты утаивал ханскую дань и отравил княгиню Юрия; ты разбил ханских магнатов». «Я повиновался хану, – ответил Михаил, – и повинуюсь ему сейчас; я отдал точно всю дань. Ханский посланник напал на меня с войском, а я был вынужден защищаться. После этого я воздал ему почести и преподнес дорогие подарки; я простился с ним, одарив его и выразив ему свое уважение. Я не убивал княгиню Юрия; ее смерть была естественной».

Когда суд закончился, результаты были представлены хану. Хан Узбек ждал. «Князь Михаил, – сказали судьи, – достоин смерти, но теперь твое слово. Все будет сделано, как ты захочешь». И они изложили главные его проступки. Хан приказал провести новый суд и тщательно доискаться правды еще раз. Судьи были смущены и покорно удалились. Но, придя позже к хану по совету Кавгадыя, они сказали: «Михаил достоин смерти. Если ты повелеваешь пересмотреть решения суда, то он должен предстать перед нами в кандалах. Мы не потерпим, чтобы тебе было нанесено оскорбление! Твои слава и честь касаются нас, о, хан, и всего народа». Кавгадый добавил: «Дело Юрия и Михаила мне прекрасно известно, я знаю всю правду». «Поступай как хочешь, – ответил Узбек, немного подумав. – Но суди справедливо и приходи ко мне потом».

Михаила судили точно так же, как и в первый раз, и воинам было приказано увести осужденного. Второй суд состоялся в пятницу и длился до позднего вечера. Судьи пошли прямо к хану Узбеку. «Мы и на этот раз считаем Михаила достойным смерти», – сказали они. «Если ваше решение справедливо, – сказал Узбек, – поступайте, как решили». Теперь судьи старались ускорить казнь, но Узбек отложил ее.

С момента второго судилища Михаил прекрасно знал, что его дело проиграно. Вернувшись в шатер, он повторил свои слова: «Мои дни рассеялись, как дым, и прошли, как видение». Два часа спустя на него надели тяжелые кандалы; его слуг выгнали; княжеское платье с него сорвали, а стража растащила его имущество. Так всегда поступали с осужденными. С ним остались только стражники, которые зорко следили за ним. В воскресенье он узнал, что Орда должна следовать за ханом на охоту на Кавказ, которая должна была проходить севернее и южнее Терека. В тот день на князя надели кангу – пыточный инструмент и указатель чудовищного злодеяния, позаимствованный монголами у китайцев. Канга представляла собой два куска дерева и имела вид небольшого прямоугольного стола. В центре было вырезано одно круглое отверстие для шеи, а два отверстия меньшего размера, с каждой стороны от него, для того, чтобы вставлять в них запястья жертвы. Эти деревянные бруски разнимали, запястья и шея фиксировались в отверстиях, а затем бруски соединяли и запирали на замок. К канге были присоединены цепи, держась за которые охранники вели пленника. Так несчастного Михаила вели позади ханского войска, и на протяжении двадцати пяти дней он шел, подвергаясь этой чудовищной пытке.

Охота – любимое развлечение монгольских ханов – обычно продолжалась месяц-другой, в ней поразительно проявлялся их характер. Вся Орда была в движении. В этом колоссальном зрелище-увеселении часто участвовали две-три тысячи человек. Каждый участник ехал на своем самом лучшем скакуне в своих лучших одеждах; бесчисленные повозки везли товары из Греции, Индии и других далеких стран. Все предвкушали большое удовольствие, и повсюду была видна роскошь. Пустынные степи заполнялись людьми; определенные места в них превращались на пару дней в многолюдные города, и кругом царили шум, веселье и суматоха. Михаил плелся позади этой огромной армии искателей удовольствий, так как в его случае хан Узбек не вынес смертного приговора. Огромную часть пути несчастного пленника гнали пешком. Время от времени кангу снимали, но тогда надевали тяжелые цепи. Охота длилась долго и протянулась далеко за Терек к горам и Каспийскому морю.

Когда решение судей было, наконец, утверждено ханом, и казнь оказалась скорой. Кавгадый 22 ноября 1318 г. увиделся утром с ханом Узбеком и получил приказ казнить Михаила. Ближе к полудню, когда князь, смертельно уставший от жизни, повторял пятьдесят пятый псалом «Сердце мое томится, и ужасы смерти объяли меня», к нему прибежал слуга и закричал: «Кавгадый и Юрий идут сюда с людьми». «Я знаю, зачем они идут», – сказал Михаил.

Два человека остановились на рыночной площади на расстоянии броска камнем от палатки пленника, и Михаила вызвали наружу. Палачи схватили его и швырнули на землю, но он быстро вскочил. Они снова швырнули его и стали бить кулаками, а затем топтали до тех пор, пока он не испустил дух. Тело оттащили в степь да там и оставили. Юрий пошел посмотреть на тело. «Чего ты смотришь? – спросил с упреком Кавгадый. – Он был тебе как отец. Прикажи прикрыть тело». Один из людей Юрия снял с себя верхнюю одежду и накрыл тело. Вскоре после этого пришли слуги Михаила, привязали тело к доске и по приказу Юрия повезли его в Москву.

В 1319 г. Юрий возвратился из Орды с ярлыком от хана на великое княжение. По древнерусским законам, он был равен сыновьям князя Михаила. Если они были выше его благодаря наследству их отца, занимавшего трон великого князя, который никогда не занимал отец Юрия, то он превосходил их, будучи потомком своего деда Александра Невского, который был старше их деда Ярослава. По происхождению они могли считаться равными. Но Юрий превосходил тверского князя в богатстве и числе воинов, а с ярлыком хана он стал главным, и все ему подчинились.