Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

А теперь умер последний из них — без сомнения, от глубокой старости, — и Малефикером будут править родственники Веков с материка — дом Корелов. Знаменитую библиотеку Бадра Века вот-вот разделят и передадут в специализированные хранилища Шурфата и нескольких других учебных заведений.

Всегда ходили разговоры, что в частной библиотеке Веков есть литература необычайно туманного содержания, и, как обычно в случаях со старинными частными коллекциями книг, Инквизиция направила посланника, чтобы он проконтролировал сортировку архива. С такими вещами никогда нельзя быть слишком осторожным. Даже если хозяин и не имел никаких злых намерений, в тысячелетней коллекции вполне могло оказаться что-то опасное, скрытое на задней полке.

Я видел колоссальные трагедии, произошедшие из-за того, что кто-либо, не зная этого, обладал богохульными трудами. Я видел, как страница из потрепанного манускрипта уничтожает планету.

Мы собрались в пустом доме, расположенном на одном из самых крутых горных склонов на острове. Стояла поздняя осень, и тонкая ледяная корка уже начала затягивать поверхность воды в заливе, а с запада надвигались первые бури. Стаи птиц кружили в небесах, готовясь к перелету. За ними можно было наблюдать через высокие окна. Слуги перебегали из одной насквозь продуваемой комнаты в другую, пытаясь сохранить тепло, исходящее от проржавевших отопительных труб, — Бадр Век позволил системам своего жилища чахнуть вместе с собой.

На симпозиуме председательствовал инквизитор Кирияк. Вместе со своим дознавателем Вориетом и тремя учеными он потратил три месяца на сортировку коллекции и теперь излагал выводы своим товарищам по ордо и приглашенной компании академиков. Восемнадцать книг уже были изолированы без каких-либо консультаций: по некоторым вопросам инквизиции не требуется спрашивать чьего-либо мнения. Тем не менее оставалось еще сто пятьдесят одно произведение, относительно которых могло быть принято решение о тщательном научном исследовании, а не строгом запрете. Ректор Манивар из Шурфата рьяно отстаивал именно такой вариант.

— Репутация Шурфата, — сказал он, поднявшись с места в самом начале симпозиума, — которая, смею надеяться, делает нас известными не только на Гудруне и в местном субсекторе, но и во всем звездном секторе Империума, очень сильно зависит от качества нашей коллекции. И эта коллекция, по сути своей, была собрана членами дома Веков, чья неугасающая и достойная восхищения любознательность позволила за долгие годы создать обширную и уникальную библиотеку. Понимая необходимость запрета доступа к некоторым произведениям ради блага общества, мы все же просим благородные ордосы не изолировать весь список. Его нельзя считать оскверненным полностью лишь потому что там теоретически могут оказаться одна или две опасные работы. Мы просим передать его в как можно более полном объеме в академические архивы Шурфата и иных учебных заведений, как на этой, так и на других планетах.

В целом я был солидарен с пожеланиями ректора. Я просмотрел список книг и не нашел в нем ничего, что требовало бы цензуры. Ограничение доступа ученых к подобным материалам нанесет ущерб нашей общей сокровищнице знаний.

Но, наверное, догадаться о моей точке зрения и так было несложно?

А еще мне нравился Шурфат. Нечто в холодном, суровом климате Малефикера определенно способствовало учебе. Многие из наиболее образованных членов ордо в нашем секторе в свое время посещали этот университет. Я и сам как-то провел здесь, среди книжных полок, девять месяцев жизни — много-много лет назад, изучая вопрос, связанный с визитом одного моего коллеги к кардиналу Элвары. И хотя мне так и не удалось найти ответов (а человек, о котором идет речь, давно умер), я все равно оценил атмосферу и качество обучения на Шурфате.

Инквизитор Кирияк тоже склонялся к тому, чтобы согласиться с пожеланиями ректора. Но он был молод и сейчас занимался одним из первых своих официальных дел. Он понимал, что за ним пристально следят старшие товарищи, и не мог показать себя слишком снисходительным. Ему нельзя было выставить себя радикалом.

Да, очень сильное слово: радикал.

На рассмотрение и обсуждение вынесли первый том из ста пятидесяти одного. Похоже, процесс будет долгим. Кирияк выбрал для встречи небольшую аудиторию на верхних уровнях к дворца-башни: мрачную комнату, отделанную деревянными панелями в коричневых тонах. Когда-то ее использовали для занятий по анатомии у студентов медике. Сидячие места поднимались амфитеатром от кафедры в центре. Ступенчатые уровни уходили вверх почти также круто, как скалы, на которых располагалось здание. Мы, гости, облокотились на деревянные перила и смотрели вниз, на освещенный газом помост, где ученые Кирияка в белых перчатках укладывали первую книгу на подставку, обтянутую пьезозаряженной нейтрализующей тканью. Дознаватель Вориет расставил обереги по периметру деревянного помоста. Охрана в помещений тоже присутствовала: служители Инквизиции в строгой униформе и несколько более помпезные солдаты дома Веков.

Кирияк начал доклад. Книга оказалась копией, снятой с копии «Чтений» Унация, в которой, конечно же, давно не осталось ничего из его печально знаменитых «стихов». Она, без сомнений, была совершенно безвредна, как разряженный пистолет. Меццопиктовые иллюстрации, однако, отличались мастерством исполнения и редкой техникой и могли пригодиться студентам факультета изобразительных искусств. Как только Кирияк закончил, ректор поднялся и сказал именно это.

Мэтры ордо казались безразличными. Я знал, что старый Карнот Вешер, монодоминант до мозга костей, не пойдет ни на какие компромиссы. Намерения Адрианны Корвал прочитать было намного сложнее, Псайбер-дрон этой элегантной женщины, исполненной достоинства, завис над страницами книги, которую медленно листали подчиненные Кирияка, и передавал изображение на ее оптические импланты. Заул Гагуач откровенно скучал. Я четко слышал, как он два раза спросил своего помощника, что местная кухня может предложить на ужин.

И еще, конечно, здесь был он. Безликий, непоколебимый и абсолютно нечитаемый. Едва ли будет слабостью признать, что внутри меня что-то колыхнулось, когда он появился на помрете; Когда-то, очень давно, мы были близкими друзьями. Его карьера пошла под откос из-за дела со Слайтом. И вместе с этой карьерой была разрушена область в окрестностях горы Келл в провинции Саррэ. На Гудруне и Юстисе Майорис тоже остались следы его работы. Я прекрасно понимал, что эти скромные следы — куда предпочтительнее, чем то, что могло произойти в случае его бездействия, но лорд верховный магистр Роркен был обязан принять меры. Служа Трону и Святым ордосам, моему старому другу пришлось смириться с репутацией отступника. Он спас, по самым скромным подсчетам, триллионы жизней, и все равно последствия были кошмарными. Чтобы продолжить работу на ордо в субсекторе Геликан, ему пришлось на время отказаться от официального статуса активного инквизитора и согласиться на роль советника при штабе.

Бестолковая растрата выдающегося таланта. Но, по крайней мере, как я слышал, он снова начал писать.

«Чтения», наконец, отправили на сравнительный анализ. Именно его голос решил судьбу книги, хотя он и сказал лишь простое «да», без каких-либо дополнительных комментариев. Я с радостью принял тот факт, что страх перед обвинениями в радикализме, страх действительно оказаться отступником, каким его заклеймили, не остановил его. Он знал, что правильно, а что нет. Например, понимал, что меццопикты должны храниться в какой-нибудь приличной библиотеке.