Мир-фильтр. Как алгоритмы уплощают культуру - Кайл Чейка

а на личных, когда мы распространяем, интерпретируем и реагируем на то, что нам нравится. Этот человеческий процесс рекомендации может оказаться вполне простым: отправьте другу ссылку на то, что ему может понравиться, вместе с несколькими словами, почему это может ему понравиться, – вот и начало разговора о том, что культура означает для вас обоих.

Моя рекомендация

Кажется уместным закончить эту главу личной рекомендацией: я наткнулся на эту музыку через алгоритмические каналы, однако уже ощущаю ее важной частью своего вкуса и самого себя. Это альбом 1982 года Awakening японского музыканта Хироси Сато, и помимо того, что он, на мой взгляд, является одним из лучших альбомов в истории, он также прекрасно демонстрирует различные силы Мира-фильтра, о которых рассказывается в этой книге. Мое первое знакомство с Сато произошло благодаря рекомендательному алгоритму Ютьюба. Я увидел трек из этого альбома под названием Say Goodbye, но это оказалась повторно выпущенная версия под названием This Boy, загруженная каналом под названием Boogie80. Никакой дополнительной информации не прилагалось, но мое внимание сразу же привлекла обложка с выразительным изображением загорелого мужчины, купающегося в океане, и воздушное вступительное арпеджио, сыгранное на модульном синтезаторе.

Я десятки раз переходил по этой ссылке на Ютьюбе и восхищался идеальной поп-лаконичностью песни и пронзительным англоязычным текстом, оплакивающим расставание: Нope you won’t be lonely (“Надеюсь, тебе не будет одиноко”), прежде чем удосужился углубиться в творчество Сато. Казалось, что песня существует в вакууме, хотя у нее насчитывалось более двух миллионов просмотров. Я прослушал Awakening целиком, однако надолго зацепила меня лишь Say Goodbye. И все же что-то в этой музыкальной палитре меня привлекало. Это не совсем софт-рок, но и не тот сносящий крышу звук, который ассоциировался у меня с американской музыкой восьмидесятых. В записи нескольких треков альбома (например, Only a Love Affair) поучаствовала австралийская исполнительница сентиментальных песен Венди Мэтьюз: ее парящий голос звучит как воплощение ночного клуба, залитого неоновым светом.

Именно альбом Сато я включаю, когда готовлю еду – во время пандемии он ежедневно проигрывался у меня целиком, – и мы с Джесс неизменно танцевали под него на кухне, отдаваясь кратким мгновениям способности искусства переносить вас в другое место. Awakening включает в себя две версии песни Blue and Moody Music, в тексте которой описывается игра на фортепиано до утра и утешение, которое приносит этот инструмент. В первом варианте Сато играет один, в спокойном темпе и с фиоритурами клавишных. Легко представить себе музыканта за роялем с видом на освещенный силуэт города. Но вторая версия выводит песню на трансцендентный уровень: почти тропические неистовые синтезаторные рулады, постоянные фоновые рифы электрогитары, Мэтьюз в максимально романтическом режиме, словно звезда, летящая по ночному небу, и в качестве дополнительного контраста – более грубый голос Сато на бэк-вокале. Ближе к концу запись только ускоряется; она не замирает, а растворяется в самом разгаре, словно собирается продолжаться вечно. Это гениальное произведение, которое одновременно и полностью соответствует своему времени, и является музыкой на все времена. И все же, судя по количеству прослушиваний на Spotify, Blue and Moody Music (вариант с исполнением Венди) – один из самых малопопулярных треков альбома: двести восемьдесят тысяч прослушиваний против более чем трех миллионов у песни Say Goodbye, ставшей хитом на Ютьюбе.

Какой путь проделал этот шедевр, прежде чем добраться до меня? Чтобы утолить свою одержимость, я изучил историю его создания. Пианист, продюсер и автор песен Сато (он умер в 2012 году) был хорошо известен в Японии уже несколько десятилетий. Но его знакомство с американскими слушателями произошло благодаря алгоритмам. В середине 2010-х годов рекомендации Ютьюба стали фокусироваться на японском жанре под названием “сити-поп” – неопределенном музыкальном направлении, возникшем в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Начало ему положили такие группы, как Happy End – влиятельная токийская группа, которая принялась играть рок и психоделический фолк с японскими текстами. Happy End просуществовала недолго, но в ее состав входил Харуоми Хосоно, который сотрудничал со многими другими музыкантами (в частности, с Сато) и экспериментировал с синтезаторами в более авангардной группе Yellow Magic Orchestra. (Позже Хосоно создал саундтрек из эмбиентной электронной музыки для первого магазина Muji – эстетика, весьма подходящая Миру-фильтру.)

Сато, Хосоно и другие музыканты начали объединять звуки серф-рока и яхт-рока, приносимые из США такими группами, как Beach Boys, и свои собственные технические идеи. В 1977 году критик Тоно Киёкадзу (как указано в авторитетной статье 2020 года, написанной ученым Морицем Сомметом) описал “городскую музыку” как музыку с “урбанистическим ощущением”. Критик также отметил, что этот термин “не несет в себе какого-то особенно глубокого смысла”. Это “нечто, выглядящее так, будто вы это понимаете, но вы не понимаете”. Иными словами, частью его природы может быть определенная двусмысленность. Она неуловима и уклончива, отражает все, что вы на нее проецируете. Показательным примером является альбом Тацуро Ямаситы 1978 года Pacific, в записи которого участвовал и Хосоно: здесь явно прослеживается гавайское влияние – гитара с ослабленными струнами[101] и атмосферные звуковые семплы океанских волн. Это почти китч. Однако заключительный трек этого в остальном безукоризненно тропического альбома – полностью синтезированный, диссонирующий, роботизированный звуковой ландшафт, словно остров на самом деле является механизированной научно-фантастической антиутопией. Гладкие поверхности могут обманывать.

На сити-поп повлияла и другая технологическая новинка: в 1979 году Sony создала портативный аудиоплеер Walkman. Устройство появилось, поскольку один из руководителей компании Масару Ибука хотел слушать длинные записи классической музыки во время авиаперелетов. Он попросил разработать для него портативный проигрыватель для прослушивания музыки, и инженеры Sony модифицировали переносной магнитофон. Конструкция настолько понравилась Ибуке, что он передал ее председателю совета директоров компании Акио Морите, который решил запустить новинку в производство. (Это интуитивно принятое решение не основывалось на прогнозах рынка в силу полного отсутствия прецедентов для подобного типа проигрывателей.) Sony продала сотни тысяч таких аудиоплееров. Теперь музыка могла окутывать слушателя, куда бы он ни направлялся и какой бы жанр ни выбрал. Подобно алгоритмическим лентам, Walkman оказался грандиозной формой персонализации. В статье 1984 года “Эффект Walkman” в журнале Popular Music японский музыковед Сюхэй Хосокава писал, что “слушатель как бы разрывает слуховой контакт с внешним миром, в котором он реально живет: он стремится к совершенству своей «индивидуальной» зоны прослушивания”. Walkman позволил подстраивать физическую реальность под настроение слушателя – точно так же, как рекомендации подстраивают цифровые пространства под желания пользователей.

Это устройство создало потребность в музыке как мобильном, наполовину игнорируемом саундтреке к жизни. Еще одну возможность для эмбиентного прослушивания предоставляли автомобили