Закон Единорога - Владимир Свержин

На холм развернутым строем величественно взбежала кавалькада рыцарей, облаченных в пышные одежды. На ветру гордо развевались стяги с гербами, золотое шитье на коттах воинов блестело на солнце, слепя глаза.

– Гляди, серебряные львы в лазури! – захлопала в ладоши моя невеста. – Это де Уэска!

– Кто? – не понял я.

– Мой кузен Пейрэ де Уэска, маркиз Монферрат-ский, сын моей тети Бланки, – гордо ответила принцесса Каталунская. – Помнишь, я тебе рассказывала про нее? Ее паладином был Готье де Вердамон, родственник Рейнара. Как все-таки мир тесен! – добавила она, взглянув на Лиса.

– Это уж точно… – тихо произнес я, вглядываясь в лицо юноши, торжественно подъезжающего к нам на великолепном белом жеребце.

– У, зануда, – обреченно прошептала Инельга, делая попытку спрятаться за мою спину.

Что и говорить, Пейрэ де Уэска был хорош. Гордое выражение открытого юного лица с тонкими и вместе с тем мужественными чертами дышало пылкостью и отвагой. Длинные черные волосы до плеч выбивались из-под бархатной круглой шапочки с фазаньим пером. Юноша взглянул на меня необычными для южанина серыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами, широко улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Да, он был красив. Уж не знаю, как выглядел маркиз Конрад Монферратский, но Пейрэ де Уэска был как две капли воды похож на своего отца – Джорджа Плантагенета, известного в здешних краях под именем Готье де Вердамона.

– Племянничек… – раздался похабный голос Лиса на канале связи. – По линии отца… Ни фига себе!

Граф де Уэска осадил своего коня и, ловко гарцуя передо мной, произнес голосом, в котором гордость арагонского гранда смешивалась с мальчишечьей радостью:

– Ваше высочество, и вы, дорогая моя сестра! От имени короля Арагона и нашего дяди, графа Тулузско-го, я имею счастье приветствовать вас на благословенной земле Лангедока и сопроводить столь высоких гостей ко двору. Я благодарю небеса за то, что высокая честь первым засвидетельствовать вам свою преданность и почтение выпала именно мне, ибо слава о ваших деяниях разнеслась среди всегз христианского рыцарства подобно ветру, раздувающему боевые знамена…

Парень говорил бойко и прерываться явно не собирался.

– И вот так может целый час… – услышал я тоскливый таепот по-вестфольдски за спиной. Сердце мое наполнилось печалью…

Положение спасла Лаура. Сестринское сердце не выдержало длинной вступительной речи, и она, словно птичка выпорхнув из возка, бросилась навстречу брату. Тот ловко соскочил с седла, пал перед ней на колено, склоняя голову.

– Встаньте, Пейрэ! Я так рада вас видеть! – радостно воскликнула принцесса. Увидев наследницу арагонского престола, толпа рыцарей разразилась оглушительными криками. Граф де Уэска махнул рукой, строй расступился, и оттуда торжественно вынесли зо лоченый портшез для ее высочества.

– Я счастлива приветствовать вас, господа! – произнесла Лаура, преисполняясь важностью момента. – Вот мой спаситель и жених! – она указала рукой на мою нескромную персону. Арагонцы вновь разразились воплями, пугая окрестных птиц.

– В дорогу! – воскликнул де Уэска, почтительно помогая Лауре забраться в портшез. Я мысленно прикинул, что дорога должна была занять от силы десять минут. Рыцари быстро перестроились, окружив нас почетным эскортом, и мы двинулись с места. Чуть впереди меня, во главе колонны, скакал юный племянник арагонского короля. И только тут я заметил, что на левом плече графа де Уэска намотан изрядный кусок зеленого бархата, развевающийся при скачке локтя на три позади него, подобно вымпелу. Бархат был явно того же отреза, что и роскошное платье моей сестры. Я кинул на нее недоуменный взгляд. Ответом мне было непередаваемое выражение лица, в котором сочетались безысходная тоска, активный протест… и еще парочка выражений, которые не пристали девице столь знатного происхождения.

…Тулуза гудела, радуясь новому поводу для праздника. Заблаговременно предупрежденные толпы лирично настроенных горожан спешили выразить свое восхищение нашей парочкой, катастрофически затрудняя дорогу ко дворцу.

Выслушав приветственную речь представителя городского капитула на площади перед величественным собором св. Петра, мы наконец-то добрались До отведенного нам отеля. Оценив готовую к атаке орду портных, златошвеек и кружевниц, поджидающих свою жертву у дверей в покои принцессы, я отметил про себя необходимость зайти в банковскую контору Амальфи за дополнительными ассигнованиями и, решив, что до вечера мне не суждено повидать свою очаровательную невесту, вздохнув, отправился наносить визит королеве.

Провожаемый всписками: «Ой, какая прелесть!», «Ты посмотри, какая красота, тебе должно пойти!», которыми обменивались, пылая энтузиазмом, Лаура и Инельга, я поспешил ретироваться из зоны боевых действий.

Выйдя на улицу и уточнив у первого попавшегося мне на дороге разносчика воды, где располагается резиденция королевы Элеоноры, я направил свои стопы по указанному адресу. Уже минут через пятнадцать солидного вида дворецкий докладывал, что ее величество «готова с радостью принять меня».

«С радостью… – печально усмехнулся я, поднимаясь по мраморным ступеням в покои королевы. – Боюсь, что радость как раз будет невелика…»

Элеонора Французская ждала меня в кабинете, отделанном панелями из красного дерева, обильно украшенными позолотой, сидя в удобном деревянном кресле возле низкого столика в мавританском стиле, на котором красовалось серебряное блюдо с фруктами. Войдя, я низко поклонился и как можно более изысканно поприветствовал королеву. Ее величество любезно кивнула и указала мне на пустое кресло рядом с собой.

Бельрун говорил Правду, называя ее прекрасной… Элеонора, в своем белом вдовьем одеянии, гордая и стройная, с жемчужной сеткой на темно-каштановых волосах, была ослепительна хороша. В ее посадке манере говсфить чувствовалась та природная грация которой не достичь долгими годами упражнений, – она либо есть, либо ее нет.

Однако годы заточения сделали свое дело… Теперь в прекрасных глазах королевы Франции не было и намека на ту радость жизни, романтику и наивное удивление, которые так восторженно описывал Винсент Шадри. Несгибаемая воля, порой граничащая с уп рямством, вообще присущая роду графов Шампанских, ясно читалась в ее лице, а горькая складочка в уголках губ свидетельствовала о пережитых страданиях.

– Я рада приветствовать вас у себя, мессир Валь-дар, – мелодично проговорила Элеонора, доброжелательно меня оглядывая. – Я наслышана о подвигах, совершенных вами во славу любви. Для меня большая честь принимать у себя такого славного рыцаря. Однако что привело вас в мой дом?

– Сударыня… – негромко произнес я, стараясь унять невесть откуда взявшееся сердцебиение. – Я счастлив был бы прийти сюда лишь затем, чтобы засвидетельствовать свое восхищение самой красивой женщине Франции, но, увы, меня привело к вам дело.

– Дело? – удивилась Элеонора. Еетонкие прямые брови взметнулись вверх. – Какое же?

– Увы, мадам, не думаю, чтобы оно вас обрадовало… – опустив глаза, сказал я, расшнуровывая поясную сумку. – У меня для вас письмо от вашего супруга, короля Филиппа II Августа.