Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

Крестоносцы были весьма обескуражены. Множество достойных воинов погибло, часть орудий была разрушена или утрачена. Исход битвы приписывался божьей воле, а причиной поражения были сочтены грехи воинов. Балдуин Фландрский вынужден был признать, что его войска «с позором отступили от врага, часть которого в тот день показала свое превосходство во всех отношениях. В тот день казалось, что мы были изнурены до полного изнеможения».[526]

Исход кампании оказался под угрозой. Срочно собралось руководство крестового похода. Было необходимо предпринять немедленные и решительные действия, или поражение становилось неизбежным. Часть вождей стояла за изменение места удара, предлагая перенести основную осаду на другой участок, лучше всего — на стены, обращенные к Босфору, где крестоносцы могли бы координировать сухопутные и морские войска. Однако предложение было отвергнуто, как только венецианцы указали на быстрое течение, которое будет сносить корабли.

Французские нобли вместе с маркграфом Бонифацием и дожем внимательно рассмотрели положение. Они вспомнили успех на Золотом Роге в 1203 году и пришли к заключению, что основной причиной нынешних сложностей оказались коварные ветры. Было решено возобновить атаку на том же участке стены — но прежде сделать передышку для того, чтобы произвести ремонт кораблей, улучшить их и дождаться лучших погодных условий.

В то время как благоразумно производились подобные действия, необходимо было также восстановить моральный настрой войска. Изначально эта задача ложилась на духовенство. Успех был возможен, только если армия верила в то, что ее действия по-прежнему одобрены Господом. Многие воины пресытились сражениями, а события дня были столь печальны, что немало рядовых солдат не хотели продолжать осаду и стремились оставить город. Они просили разрешить им отправиться на Святую Землю, где могли бы выполнить свои обеты и вернуть к себе божественную милость. Виллардуэн писал: «Часть людей была бы только рада, если бы течение унесло их по проливу [прочь от Константинополя]… и не печалились о том, куда шли так долго, оставив эти земли позади».[527]

Духовенство обсудило положение между собой и остановилось на словах, которые собирались распространить по лишившейся боевого духа армии. Они должны были убедить людей в том, что события 9 апреля не были божественным осуждением неправедного предприятия. Война, говорилось в них, была справедливой и, оставайся у людей должная вера, могла достичь успеха.

Формулировка о боге, испытывающем решительность бойцов посредством временных неудач, была традиционным средством для оправдания неудачного хода любой кампании.[528] Такая интерпретация не лишала надежды на высшее одобрение экспедиции, представляя случившееся как способ, которым господь может выявить решимость своей армии. Было объявлено, что утром в воскресенье 11 апреля будут прочитаны проповеди. Каждый представитель высшего духовенства собирал свою паству. Епископы Суассона и Труа в Северной Франции, епископ Альберштадта из Германской империи, настоятель Симон Лоосский из Нидерландов и магистр Иоанн Ноэнский из Фландрии обратились к войскам. В собраниях участвовали даже венецианцы, официально все еще отлученные от церкви.

Обращение духовенства было составлено так, чтобы убедить и воодушевить крестоносцев. Доводы о недавнем нападении на Константинополь вращались вокруг двух тем. Во-первых, греки — изменники и убийцы, раз позволили погибнуть законному правителю Алексею IV. В обществе, связанном обязательствами перед феодальным властителем, где убийство помазанника было редкостью, такое нарушение обычных норм поведения становилось предметом серьезного беспокойства. Подобное преступление вполне могло оправдывать мщение. Проповедники разжигали страсти. Они заявляли, что греки «хуже евреев», и обращались к божественной и папской власти с просьбой о действии.

Выбор евреев в качестве объекта для сравнения указывает на то, сколь сильно духовенство старалось убедить слушателей в преступности Мурзуфла. Евреи, распявшие Христа, были в Западной Европе объектом жестоких оскорблений, так что связывание с ними имени Мурзуфла должно было вызвать мощный взрыв эмоций. Греки были противниками Господа. А потому заслуживали уничтожения.

Вторым аргументом духовенства был раскол между православной греческой церковью и Римом. Нежелание греков склониться перед владычеством Рима и их презрение к папству и католичеству в целом были достойны кары. Звучало утверждение об уверенности греков в том, что «все согласные [с законом Рима] — псы». Употребление образа собаки чаще всего практиковалось при обращении к мусульманам. Духовенство делало все возможное, чтобы отделить византийцев от прочих христиан, а потому описывало неприятеля как «врагов Господа». По этой причине уроженцы Запада могут не бояться господней кары за нападение на греков.

Наконец, духовенство приказало изгнать из лагеря всех проституток. Такое действие было вполне традиционным для обеспечения внешней чистоты мотивов армии крестоносцев. Во времена Первого крестового похода аналогичные действия были предприняты перед успешной Антиохийской битвой в июне 1098 года, а также перед окончательным штурмом Иерусалима в июле 1099-го. Однако вплоть до этого момента Четвертый крестовый поход не прибегал к столь мучительному самопожертвованию. Теперь же женщины были посажены на суда и вывезены из лагеря.

Духовенство прекрасно справилось с возложенной на него задачей. Крестоносцы воспрянули духом и убедились в том, что их борьба имеет нравственное оправдание. Епископы велели всем исповедаться, причаститься, а затем готовиться к сражению. К священникам выстроились огромные очереди людей, желающих поведать о своих грехах и получить прощение и утешение.

Кроме необходимой психологической подготовки, за несколько дней было приведено в рабочее состояние осадное снаряжение, ремонтировались корабли. Крестоносцы видели, что даже при наличии навесных мостиков у одиночных судов не достает боевой мощи для штурма башен. Для улучшения положения они связали суда попарно, чтобы удвоить мощь, которую можно было бы направить против конкретной точки. Такая конструкция позволяла протянуть лестницы с двух осадных башен, чтобы объять византийские укрепления наподобие рук. Такое смертельное объятие позволило бы нападающим удерживать подножие крепостной стены и вести по врагу более сосредоточенный огонь. В субботу и воскресенье французы и венецианцы занимались созданием новых кораблей со сдвоенными башнями.

Внутри же Константинополя греки радовались победе.

Они стали гораздо более уверенными, чем прежде: раз отразив крестоносцев, они не столь боялись врага. Наслаждаясь победой 9 апреля, Мурзуфл провел свои войска вдоль Золотого Рога и символически установил свой алый шатер против лагеря крестоносцев, прежде чем вернуться под укрытие стен. Воодушевленные поражением уроженцев Запада, жители Константинополя с большей отвагой готовились принять участие в новом триумфе царственного города.