Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов - Ариадна Эфрон

Милый Рыжий, ждала я, ждала Вашу телеграмму, которая должна была выяснить наше с Вами ближайшее будущее, т. е. день отъезда, но, видно, с Ильиным еще «каша не сварилась». Попыталась позвонить Вам, но безрезультатно, в начале десятого утра Ваш след простыл, а мама меня «почему-то» не слышала никак, хотя я ее слышала хорошо. Теперь, независимо от Ильина, выяснилось, что уехать в Лиепаю раньше субботы 3-го мне не удастся, так как совершенно неожиданно-негаданно нагрянула Лилеева с дочкой «на недельку» — Ада еще не приехала и приедет, очевидно, только после «выяснения отношений» с Ильиным, так что всё обслуживание отдыхающих оказалось на мне, и себя мало-мальски обслуживать не остается времени. Надо чем-то поить-кормить и прогуливать!!! а дома, кроме ежедневного молока и старой крупы, хоть шаром покати, и т. д. и т. п., в общем представляете себе. Ада, приехав в Москву, позвонила Лилеевой и узнала от соседей, что она где-то путешествует, а дочка на даче, и я было успокоилась, что они сейчас не приедут, а приедут, очевидно, попозднее, когда меня уже не будет, т. е. всецело на Адину шею — но нет, шея оказалась всецело моя!

В общем, милый мой, заказать билеты придется на субботу, как ни жаль, жаль не потому, что в воскресенье Рига будет очень многолюдна, а это не так приятно для того короткого осмотра, который нам предстоит. Получила от нашей Людмилы очень милое письмо, она ждет нас обеих и будет рада с Вами познакомиться. Нас ждет отдельный вполне игрушечный домик, море и все доступные нам окрестности. Погода там стоит пока хорошая, но это мало радует — т. е. хорошая погода в наше отсутствие, ибо она сулит всякие штормы цунами(?!) к нашему приезду, ну и Бог с ней, когда солнышко — будем валяться на пляже, а когда не солнышко — будем гулять. Главное — не забудьте плащ, косынку и теплую кофту, а остальное приложится. «Тайгу»[775] не забудьте!

Сегодня буду ждать Вашего звонка, если мама расслышала, что я его жду, и обо всем договоримся, а это послание — на случай, если мама не расслышала. Сейчас едут в Москву «культоры» и отправят сейчас же по прибытии, так что получите завтра. Ваши указания насчет прогулок на Велогож[776] выполнены — без Вас никто туда не ходил и вряд ли пойдет, но все же раз удалось очень хорошо погулять со «скульпторами» «в глубь страны», они наняли такси, и мы съездили километров на 25 в неведомые места, очень красивые. И даже последнюю литровку ягод собрала. — Малина сейчас в изобилии и по Вас скучает…

Ну, милый, целую Вас, до скорого, авось! Сердечный привет родителям.

Милая Анечка, я, к сожалению, мало что смогла сделать с преамбулой — неспособна к таким вещам и не знаю, как они делаются, впрочем, как и многое другое. А главное, до того устала, что часами смотрю на печатные знаки, без того, чтобы навстречу что-нибудь шевельнулось в голове; пустая трата времени — надо отдохнуть, ничего не могу иного поделать с головой. Ладно, черт с ней. То, что Вами написано, как основа хорошо, надо лишь объяснить, почему мы зачастую не пользуемся «каноническими» изданиями, а рукописями, я попыталась накарябать что-то о постоянном совершенствовании Цветаевой разных ее произведений, надо чтобы был понятен и обоснован разнобой в источниках.

Впрочем, может быть, я все это преувеличиваю. Если что-то из написанного мною подойдет для преамбулы, то перетасуйте это с Вашим текстом (мои «потуги» идут не подряд, вернее — должны идти не подряд). Перетасуйте и встряхните. Не знаю, надо ли говорить о конкретных западных хранилищах — Библиотеке при университе г. Берн в Швейцарии, где, как в нейтральной в случае войны стране Цветаева оставила то, что мы знаем по микрофильму) и о библиотеке при Гарвардском университете, где неведомо что хранится (верно, письмо к Иваску, всего лишь!).

Приезжайте обязательно, когда удастся и как только удастся. В любую погоду чудесно хорошо! Зацветают розы, распустился жасмин, в цвету разномастные пионы. Торопитесь поспеть к ромашкам, а не то скосят их (то-то будет у кого-то сенная лихорадка!). Хорошо бы урвать времени побольше, чтобы хоть сколько-нибудь Вам восстановить силенки и голову продуть нашими четырьмя ветрами! И погулять в беспривязном состоянии. Единственное, о чем подумаем — о письме к Вове[778] с нашими соображениями. Боюсь, что «После России» так или иначе вылетит из состава, а наши комментарии осядут у него в кармане; так, вслед за неизданным и малоизвестным, своими руками отдадим еще и комментарии… По правде, ведь мало шансов «пристроить» сейчас сложные стихи… Анечка, ни о каком Коктебеле сейчас и не помышляется, там видно будет. Поговорим. Привезите классические батоны, 500 гр. масла и (и по секрету) немного шоколадных трюфелей «ублажить» Аду; может быть, еще парочку лимонов для Души. (Она, бедная, очень плоха.) Больше ничего, ибо есть будем то, что есть в запасе, обойдемся без роскошеств и траты денег. Теперь у нас молоко каждый день, это хорошее подспорье. И яйца есть. Жить будем, как боги (если живы останемся!). Все необходимое тут есть. Может быть, в субботу до воскресенья вечера приедет Дзюбинская[779], больше никого не предвидится, да и она не помешает, в крайнем случае побегаете сама по окрестностям. На днях умер (видимо от паралича сердца) — внезапно — П. И. Голышев[780], первый муж Елены Михайловны, милейший человек. Ходили на похороны под проливным дождем.