Психолог, или Ошибка доктора Левина - Борис Минаев

Минивэн возмущенно забибикал, а Лия Петровна потрусила к какому-то монастырскому зданию, на первый взгляд совершенно заброшенному.

Лева ожидал, что оттуда она выйдет с монахиней Наташей, с которой, как ему почему-то казалось, уже установился кое-какой контакт, но Лия Петровна вывела из темного неразборчивого домика совсем другую женщину, постарше, но тоже в черном пальто и в черном платке. Она неторопливо подошла к их зябкой троице, пытливо заглянула Леве в глаза и спросила тихо:

– Так, говорите, ждет вас мать Александра-то?

– Ждет-ждет! – обрадовался Лева. – Точно!

– Ну, не говорила ничего. Видно, вы позвонить ей забыли из Нижнего… Но уж ладно, переночуете. В нашем общежитии. В жилом корпусе. Это туда, – она показала рукой куда-то в темноту, Стокман взял Петьку за руку и сразу хмуро зашагал, не прощаясь, а Лева обнялся с Лией Петровной, которая стала ему родной и сунул ей в карман стольник.

– Ну что вы, что вы! – смутилась она. – Я же понимаю…

* * *

Ничего не видя в темноте, они поднялись на второй этаж маленького домика, в узкую комнату, освещенную тусклой лампочкой без абажура, и Стокман стал укладывать Петьку спать…

– Устал, мужик. Устал… – приговаривал он, и в голосе его были различимы настоящие слезы.

Леве было очень жалко их обоих, но что делать, назвался груздем – полезай в кузов.

Петька, конечно, отрубился мгновенно, еще при включенной лампочке, белье, выданное им все той же монахиней без имени, слава богу, было чистым, да и вообще в комнате был идеальный порядок, три постели, как по заказу, туалет недалеко, хоть и деревянный, уличный, но отчего-то теплый, на столике кувшин с водой, хотя имелся и умывальник, и тазик, единственное – батареи грели вполсилы, прохладно было в этой келье для гостей, Лева в шкафчике обнаружил свечу, они выключили свет, вышли в коридор, зажгли свечу, примостили ее на подоконник и сели.

– Да, – устало сказал Стокман. – Спасибо тебе и Лие Петровне за экскурсию, очень интересно было, но завтра мы домой. Что ты ей сказал-то?

– Правду сказал, – отмахнулся Лева. – Что у тебя проблемы.

– Наврал, значит. Вот и вся эта история – какое-то вранье. С самого начала. Кто все это придумал-то вообще? Марина твоя? Прокуратора этого изобрела. Я только не понимаю, какой смысл. Обратить нас в православную веру?

– Не знаю, Сереж. Я человек доверчивый, – подумав, ответил Лева. – Тебе звонили? Звонили. Предупреждали? Предупреждали. Прокуратура – объективная реальность? Вроде да. Объективнее некуда.

– Но почему, черт возьми, нельзя было просто поехать в командировку? – заорал Стокман, и тут же перешел на громкий сердитый шепот. – И почему с ребенком? Дурдом, блядь! Ну даже если с ребенком, почему нельзя было пожить в нормальных человеческих условиях? В гостинице, пансионате, на частной квартире, в конце концов? Почему монастырь? Да еще женский?

– А какая тебе разница, женский он или мужской? – удивился Лева.

– Да неудобно…

– Слушай, я сам не знаю, почему монастырь, – сказал Лева, для убедительности потрепав Стокмана по плечу. – Я только знаю, что ты можешь попасть в беду со своим характером. А где скрываться, это действительно без разницы. Там, здесь… Завтра приедет мать Александра, все объяснит.

– Мать Александра, мать Александра… – окрысился Стокман. – Ты тоже… какой-то неофит. Ладно, пошли побродим, что ли.

* * *

Они вышли из «братского корпуса» (так он назывался, то есть, наверное, был еще и сестринский, что ли?), закрыли за собой заледеневшую дверь и осторожно пошли между храмов.

В окнах не горел ни один огонек.

– Страшно! – пожаловался Стокман. – Вот что хочешь говори, а ночью тут страшно. Где твоя благодать?

– А вон она, – сказал Лева. И поднял голову.

Огромная круглая луна плыла над их головами, окруженная со всех сторон какими-то живыми, теплыми звездами. Ей-богу, в этом небе даже звезды казались живыми. Что уж говорить тогда о луне – это было просто человеческое лицо, немного странное, но симпатичное. И наверное женское.

– Луна – это женщина?

– У тебя все – женщины, – проворчал Стокман. – Ну конечно, женщина, луна, у нее же фамилия женская. В смысле имя.

– Ну да, – сказал Лева, с наслаждением вдыхая дикий спасительный воздух этого затерянного места. – Слушай, а тебе эта Наташа понравилась? Ну вот которая экскурсию вела?

– Кто? – не понял Калинкин. – А, эта… И тут ты, Лева, о том же самом думаешь. Понравилась, конечно. А чего бы не понравиться, огонь-баба. Молодая, глазами так и зыркает. Что она тут только делает, я не пойму.

– Экскурсии водит, – задумчиво сказал Лева. – Тут летом знаешь сколько экскурсий? Пароходы по Волге каждый божий день приплывают. По пять штук. И иностранцы, и наши. Интересно, что именно ее мать-настоятельница экскурсии водить назначила. Уважает законы рынка.

– Какого рынка? – опять не понял Калинкин.

– Да не важно… – сказал Лева. Он и сам подумал, что его мысли пошли по какому-то глубоко неверному пути. – Слушай, Серега. Я давно хочу тебя спросить. Вот ты уверен, что вся эта твоя идея, насчет Петьки, как бы это сказать помягче… Ну вот что она настолько важна? Насчет мужчин, женщин, природной силы, всего прочего. Все-таки жизнь дается человеку один раз. Не слишком ты увлекся?

– Да при чем тут идея… Хотя, да, идея тоже. Ты же психолог, должен понимать. Идея – это только форма. Содержание внутри. Внутри меня, вот здесь. Я же сам не знаю, почему мне нужен Петька. Но он мне нужен. И чтобы он был только моим. Я к этому пришел. Причем долго шел, понимаешь? Раньше я думал, что цель – независимость, работа, сила. Ну, знаешь, о чем я? Сила, которой я достигаю, когда пишу. А теперь я понял, что моя цель – это Петька. Только он. Что вот увижу, как он вырос, и спокойно помру. Остальное вообще неинтересно.

– Ну, это тебе сейчас так кажется. Ведь еще много чего впереди. Женишься вдруг, полюбишь кого-то. Ну не Дашу, кого-то еще. А Петька что? Он куда?

– Какой же ты смешной, – вдруг мягко сказал Калинкин и остановился. – Все одно у тебя на уме. Никого я больше не полюблю. Просто не смогу. Хватит, Лева, этих соплей, не проймешь. Пойдем вон туда.

Они подошли к храму с проломленной крышей.

– Зайдем? – вдруг предложил Стокман.

– Да ты чего? – испугался Лева. – А как же Петька? Вдруг проснется?

– Да мы так, на минуту… Давай зайдем. Интересно. Все равно никого там нет.

Скрипнула дверь. Лева подумал, надо ли ему креститься в полной темноте. И все-таки перекрестился.

– Ты чего крестишься все время, а? – вдруг зашипел на него Стокман. – Воцерковленный, что ли? Через Марину воцерковился? Или еще через кого? Через Наташу-монахиню? Или, может, тебе девочка в трапезной так понравилась, что ты умилился до безобразия? Противно…