Психолог, или Ошибка доктора Левина - Борис Минаев

– Да им тоже интересно… – задумчиво сказал Лева. – По-моему, даже очень.

В этот момент они увидели спешащую к ним Наташу.

– Вас мать Александра зовет! – сказала она, добежав.

Наташа была румяная, тяжело дышала.

«Что-то очень быстро она к нам бежала», – опасливо подумал Лева, а вслух спросил:

– Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось. Просто уезжает она опять, в город, по делам. Хотела вам сказать кое-что.

… Они вошли в знакомые покои.

Мать Александра собирала какие-то бумаги. Собирала и одновременно читала. Что-то сильно похожее на бухгалтерскую отчетность.

– Ну как, поговорили? – повернулась к ним мать Александра.

– Да. У нас все в порядке. А у вас? Уезжаете? – спросил Лева.

Мать Александра перестала копаться на столе, повернулась к ним и очень внимательно посмотрела на Леву.

– Нет. У вас не все в порядке. Звонил отец Василий. Просил меня с вами поговорить. Предупредить.

– О чем? – быстро спросил Стокман. – В розыск объявили?

– Нет-нет, – быстро сказала мать Александра. – Это не то, что вы думаете. Другое. Видите ли, мать мальчика какими-то путями, я уж не знаю, какими именно, – она быстро взглянула на Леву, – узнала о том, где вы находитесь. Но она решила не обращаться к мирским властям, в милицию, куда-то еще… Решила действовать сама. Это для отца Василия, как я поняла, большая неожиданность. И для меня. Короче говоря, она уже едет сюда. Утром приехала в Нижний Новгород – и, насколько я понимаю, сразу сюда. Она на машине, кстати. Не на поезде.

– А откуда вы… – начал Лева, но сразу осекся под взглядом матери Александры.

– Значит, какие варианты наших действий? – по-деловому продолжила мать Александра. – В монастыре вам оставаться нежелательно. Можно поехать ей навстречу, в Нижний, попытаться разминуться в пути и сесть в поезд. Но это опасно. В ее состоянии, знаете ли, люди сквозь землю видят. Дороги у нас пустынные, боюсь, что она вас встретит. Теперь так. Я вам еще раньше хотела предложить переехать отсюда. Монастырь у нас женский, не очень удобно для нас ваше здесь пребывание. Ну день, два. А тем более в таких обстоятельствах. Не хочу рисковать. На мне монастырь, вы должны понимать. Да и просто ситуация щекотливая. Но я вам помогу, помогу обязательно. Я хотела еще раньше, до того, как отец Василий позвонил, перевезти вас в другое место. Это не монастырь, там свободно, привольно. Стоит церковь в лесу. Ее расписывает один художник, очень хороший человек, Петр. Тезка вашему сыночку. Вот у Петра переночуете, может, поживете денек, как захотите. А я вам позвоню. Хорошо?

– Черт. Вот черт, – сказал Лева.

– Ругаться грех, – сказала мать Александра и перекрестилась. – Тем более, как вы ругаетесь. Давайте все-таки… Я все понимаю, но давайте все-таки…

– Да я не против, – вдруг сказал Стокман. – А что, приключение так приключение. Я только одного не пойму: а почему мы должны ее бояться? Мы ж вроде не от нее бежим? А, Лева?

– Вы решайте, – твердо сказала мать Александра. – Хотите, езжайте ей навстречу. Главное, не сидите в монастыре. Для нас это очень уж нежелательно.

– А вы что же ей скажете? – спросил Лева, прямо глядя в глаза настоятельнице. Теперь они слегка сузились и уже не освещали окружающее пространство ровным внутренним светом.

– Я ничего не скажу, – ответила мать Александра. – Меня здесь уже не будет. Сестры не будут знать, куда мы уехали. Я им велю ее не пускать. У нас такое право имеется.

Врать они, конечно, не могут. Не имеют права. А не пускать – могут. Вполне могут.

– Так, ну чего, тогда надо ехать? Я пошел за вещами? – сказал Стокман.

– Да, идите, – сказала мать Александра. – Идите, и ребенка с собой возьмите. Поедешь с нами, Петя? К художнику?

Но Стокман уже махнул рукой, взял Петьку и вышел.

– Что-то мне не по себе, – сказал Лева, когда они остались одни. – Какой-то страх. Непонятно, откуда.

– Чего в жизни не бывает, господи прости, – сказала мать Александра и снова перекрестилась. – Почему-то Леве показалось, что и ей тоже не по себе. – Встретитесь, рано или поздно, как-то все утрясется. Вы-то сами, простите, как к ней относитесь?

– Да как вам сказать, – сказал Лева просто. – Люблю, наверное.

– Наверное? – сказала мать Александра.

Помолчали.

– Ну, если любите, тогда тем более все будет хорошо… Не волнуйтесь. Главное, нам здесь не устраивать войну эту. В божьем месте. Нехорошо это, грех.

– Я согласен. Согласен, – повторил Лева, и они вышли во двор, увидев из окна Стокмана с Петькой и чемоданом.

Мать Александра шла в длинном до пят пальто, с деловым портфельчиком, на ходу отдавая приказания.

Потом подошла к какой-то монахине и что-то долго ей шептала, оглядываясь на них – Леву, Петьку и Стокмана.

За воротами ее уже ждала черная «Волга», мотор грелся, водитель читал газету.

«Ну прямо первый секретарь, – подумал Лева. – Вот времена-то изменились».

Они сели в «Волгу», и водитель дал по газам.

* * *

Лева вспомнил последнюю сцену – когда они выходили за ворота, провожавшая их Наташа сказала огромному лохматому псу, загородившему путь:

– Ну, чего расселся? Дай людям пройти, – и пес аккуратно подвинулся.

Вспомнил и улыбнулся.

– Долго ехать? – напряженно спросил Стокман.

– Нет, тут недалеко, – отозвалась мать Александра. – Крюк из-за вас делаю. Ехать минут сорок, наверное. Валентин, – сказала она водителю, – Шебалшино. Где колокольню чинят. На майские ездили туда, помнишь?

– Сорок? – недовольно сказал водитель. – Да по такой дороге не меньше часа выйдет.

– Час так час, – легкомысленно сказала мать Александра и обратила свои взоры на Петьку. – Ну что, путешественник? Понравилось тебе у нас, в женском монастыре?

– Варенье понравилось, – сказал Петька. – Больше ничего. И мать Феоктиста.

– Да ну? – удивилась мать Александра. – Чем же?

– Красивая она, – сказал Петька, надулся и замолчал.

– Круто, – отозвался Стокман. – А оттуда как нам ехать, мать Александра? Там поезда ходят?

– Я за вами машину пришлю. Или художник вас отвезет. Там хорошо у него, в избе, просторно. Изба большая, уютная. Там поживете денек, потом решите. Телефон-то есть… – уклончиво сказала она.

Стали смотреть на проплывающие деревни и пейзажи.

Картины эти влияли на Леву почище иных таблеток. Минут через десять он окончательно успокоился, а еще через пять – крепко заснул.

* * *

Дневной сон на этот раз не поднял, а испортил ему настроение.