Психолог, или Ошибка доктора Левина - Борис Минаев

– Ну как это «нет»? – обиделся Стокман. – Еще как есть. Не проявлено еще. Это да.

– Ну материнское-то молоко, оно же от Бога. А клетки все эти… Как рожать будут мужики? С помощью науки? – вдруг мать Александра издала странный звук, как бы сдавленный смех, немножко похожий на скрип тормозов, и Лева посмотрел на нее с глубоким интересом.

– Да откуда я знаю? – пожал плечами Стокман. – Разве это так важно?

– Да как вам сказать, – задумалась мать Александра. – Для вас неважно. Для других важно. Вот для меня, например. Ну ладно. Давайте еще вот о чем поговорим. Вы уже давно в монастыре и поняли, конечно, что я тут больше хозяйственными нуждами управляю. Живем мы бедно, на подаяние практически. Так что проблем много. От вас я ничего не прошу, я не к этому. Но есть у нас тут одна монахиня, Феоктиста. Ей уже девяносто два года. Да вы ее видели, в палатах, помните, она книгу все время читает?

– Я помню. Видел, – сказал Лева, вспомнив глубокий, живой и любопытный взгляд из-под очков.

– Вот мне бы очень хотелось, чтобы она на вас с мальчиком посмотрела. На вас тоже, Лева, – коротко кивнула она в его сторону, и Лева слегка похолодел. – Это моя к вам просьба.

– А зачем? – осторожно спросил Лева.

– Ну как бы вам это объяснить… Есть такое понятие – старец. Слышали?

– Ну да.

– А есть старица. К ней люди издалека приезжают. Она целебную силу имеет. Вот я и хочу, чтобы она на вас посмотрела, прежде чем… Впрочем, об этом потом. Ну так что, согласны?

– А это надолго? – спросил Стокман.

– Вы об этом сейчас не думайте. Не напрягайтесь, – нахмурилась мать Александра. – Это для вас любопытно должно быть. Как в музее. Чудо чудное, диво дивное, слышали такие стихи? А мне надо теперь, чтобы это чудо на вас глянуло. Хорошо?

Она опять зазвонила в колокольчик, опять возникли легкие тени, уже чуть более различимые, среди них экскурсовод Наташа вместе с Петькой, она вела его за руку, и он был на удивление смирен и послушен, они спустились вниз, вышли на улицу, вошли в другие двери и очутились опять в темных и теплых палатах (по-настоящему теплых помещений в монастыре было немного, может быть, вот только эти палаты) – в другом отсеке, здесь по-прежнему было пустынно, абсолютно тихо, и в углу за книгой на низенькой лавочке по-прежнему сидела старуха в черном платке.

* * *

Легкие тени за спиной, включая Наташу, которая вновь Леве необычайно понравилась, внезапно исчезли, растворились в глубине помещения.

Мать Феоктиста глянула на них из-под очков тем же взглядом – в нем было еще больше настоящего женского любопытства, чем тогда, при первой случайной встрече.

– Пришли, – сказала она тихим дребезжащим голосом. – А вы садитесь, не стойте.

Лева в темной глубине обнаружил две каких-то странных приступочки и посадил на одну Стокмана, а потом сам сел на другую и посадил Петьку к себе на колени. Сидеть было неудобно, но он скоро забыл об этом.

– Пришли, значит, – повторила мать Феоктиста. – Бог вас любит, любит… Бог детей любит. Бог детей в обиду не даст. Маму любишь? – вдруг спросила она Петьку.

От неожиданности и от страха он вроде сначала хотел заплакать, но потом справился с собой и твердо сказал:

– Люблю. Она где?

– Да близко, близко… – сказала мать Феоктиста, внимательно глядя на Леву. – Болеет она. Но ее бог спасет. Бог спасет твою мать. А тебя кто спасет? – спросила она Леву.

И в этом вопросе не было ни осуждения, ни подвоха, просто все то же самое женское любопытство. – Спасет кто-нибудь?

– Откуда ж мне знать, – сказал Лева.

– Ты молись, – прошептала мать Феоктиста. – Тебе надо. Такому кто поможет? Один бог. Ты молись, молись. Молитвы не знаешь небось? А все равно молись. Тебе надо. Разденьте мальчика, – неожиданно сказала она. – Отец пусть разденет. Ему можно.

– Лева, что это значит? – сказал Стокман.

– Зачем, мать Феоктиста? – осторожно спросил Лева. – Вы болезнь какую-то в нем видите?

– Нет. Посмотреть хочу на него, – сказала она просто. – Делайте, делайте.

Лева посмотрел на Стокмана. Тот пожал плечами, встал и начал раздевать хнычущего Петьку.

– Петь, перестань, – досадливо сказал Стокман. – Неудобно. Тут чужие люди, а ты плачешь.

Теперь Петька стоял голый и немного дрожал. Слава богу, в помещении было действительно тепло.

И не было яркого света.

В темноте Петькино тело лишь слегка белело. Коленки, плечики, круглая голова – Лева бегло осмотрел его. Мальчик как мальчик. Что за дела вообще? В женском монастыре… Он задержался на Петькином кончике – кончик тоже слегка дрожал. Петька потеребил его рукой. Потом еще и еще. «Ну вот, – подумал Лева, – довели ребенка. Идиоты. Еще закрепится. Страхов-то и так много. За что еще ухватиться мужику в трудную минуту?»

– Не бойся меня, – ласково сказала мать Феоктиста. – Теперь ничего тебе не страшно. Теперь здоровенький будешь. Понимаешь? Ничто тебя не возьмет. Ты теперь богатырь у нас. Никто твою силу не отнимет. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Петька и начал спокойно одеваться.

– А ты молись, – повторила мать Феоктиста, внимательно глядя на Леву. – Тебе надо. Гони своего беса, не давай ему потачки. А то, гляди, совсем уж разваливаешься. Да не снаружи, внутри. Иди с богом, не хочу больше на тебя смотреть. А вы останьтесь, он с мальчиком погуляет, – сказала мать Феоктиста Стокману.

Лева с Петькой ждали в монастырском дворе минут пять, не больше. Петька сначала топтался рядом, молчал, ничего не спрашивал. Потом нашел какую-то доску и начал рыть снег.

Наконец, вышел Стокман.

– Ну что? – спросил Лева. – Поговорили?

– Нет. Помолчали, – ответил Стокман, несколько более бледный, чем обычно.

– То есть как, совсем без слов?

– Ну… вначале она сказала: в вас типа того, что гнева много. Гнева, понимаешь? Усекла мою проблему. Мудрая старушка. Я почему-то думал вообще, что в монастырях всякое такое знахарство не практикуется.

– Так это не знахарство. Денег не берут.

– При чем тут деньги?

– Ну при том. И не лечат, исцеления не обещают.

– Как это? А Петьке что она говорила?

– Так он же не болеет. Да и вообще, ты знаешь, это она так, чтоб он успокоился.

– Ты думаешь? А мне показалось – колдует бабушка. Чего-то страшно так стало. За Петьку.

– Здесь не колдуют, – сказал Лева. – Здесь запрещено. Ну так что с твоим гневом?

– Ну вот… Типа гнева много, типа мешает. Посидите рядом со мной, может, он у вас выйдет. А я на вас даже смотреть не буду. И не смотрела. Книгу читала. Молитву. Губами шевелила. Я думаю – и что дальше? А она потом так кивнула, еле заметно – мол, давай, иди. Я и пошел. Интересно тут.