Лиловые орхидеи - Саманта Кристи

class="p1">Мама жестом отпускает меня.

Следующие несколько часов я провожу в телефонных переговорах со Скоттом и Анджи, мы обсуждаем разные юридические вопросы и улаживаем последние детали нашей недавней затеи. К тому моменту, когда я перекусил и возвращаюсь в палату Бэйлор, Мэддокс крепко спит на диване, а родители Бэйлор уже заходили и ушли.

Скайлар будит Мэддокса, чтобы увести его домой.

– Пойдем, маленький ковбой, пора домой.

Они с моей мамой живут в квартире и заботятся о Мэддоксе, а я ночую здесь.

Раньше меня не особо волновали деньги. Я всегда считал, что смогу без них обойтись, если потребуется. Но теперь – когда я могу снять частную палату в больнице и обеспечить для Бэйлор лучших врачей в лучшей больнице – я благодарен, что они у меня есть.

В ее палате есть маленькая кухонька, роскошная ванная, гостиная, в которой помещается толпа людей, и диван, который раскладывается в кровать. Я даже и не думал оставлять ее тут одну. Я бы вообще не выходил из больницы, если бы не наши ежедневные посещения кладбища.

Она – вся моя жизнь. Пока она здесь, я тоже буду здесь.

Глава 45

Я пробуждаюсь от шума – еще глубокая ночь, но в палате что-то происходит. Я быстро собираюсь с мыслями и замечаю, что несколько медсестер суетятся вокруг Бэйлор. Мое сердце останавливается. С ней что-то случилось, пока я спал?

Я скидываю одеяло и подбегаю к ее постели – меня не заботит, что я в одних трусах.

– Что случилось? Она в порядке? Что происходит?

Медсестры оборачиваются и приветствуют меня, я более чем удивлен их улыбками и смехом. Через несколько секунд я осознаю, что их улыбки означают, что никто не умирает. Я смотрю на Бэйлор – она смотрит на меня своими удивительными глазами. Она прокашливается и оценивающе оглядывает меня. Потом с сарказмом хрипло спрашивает:

– Серьезно?

По мне прокатывает волна облегчения, одна из медсестер, хихикая, объясняет:

– Некоторое время назад сигнал в сестринской комнате показал повышение ее жизненных показателей, что означало, что она может проснуться. Мы прибежали сюда – а она тут, в сознании и снова в норме. Ну не считая нескольких синяков и ссадин. Доктор придет через…

Она продолжает говорить, но ее голос – и все остальное, что происходит в палате, – словно тает в воздухе, когда я подхожу к изголовью кровати. Я отодвигаю одну из медсестер в сторону и обнимаю Бэйлор. Я стараюсь не сжимать ее слишком сильно, боясь повредить ее ушибленные ребра. Но – черт побери! – это просто чудо, что Бэйлор жива и разговаривает, и я намерен держать ее в объятиях, пока меня отсюда не выгонят.

– Милая, – мой хриплый голос обрывается, – слава богу, что ты проснулась.

Я целую ее лицо, волосы, руки. Я глажу ее – но так, чтобы это не выглядело непристойно.

– Ты попала в аварию, – говорю я ей.

Она осторожно кивает, значит, это еще причиняет ей боль.

– Я знаю, – шепотом произносит Бэйлор.

Я беру чашку с водой, которую мне протягивает медсестра, и подношу к ее губам.

– Бэй, мы так соскучились. Почти все здесь. Твои родители. Скайлар. Моя мама. То есть не здесь, в больнице, – говорю я. – Моя мама и Скайлар с Мэддоксом, а твои родители в гостинице. Пайпер в Австралии, пытается прилететь сюда. Я им позвоню.

Она переводит взгляд с меня на настенные часы. Три часа ночи.

– Подожди, – шепчет она. – Пока я хочу только тебя.

– Хорошо, милая. Хорошо.

Я наклоняюсь и снова целую ее. В палату заходит молодой врач.

– Я доктор Йохансен, дежурный невролог. Ваш лечащий врач придет через несколько часов.

Он пару минут изучает карту Бэйлор и задает ей несколько вопросов. Затем осматривает ее, после чего говорит:

– Все выглядит просто замечательно. Утром вам сделают снимок, чтобы убедиться, что отек мозга уменьшается. Мне сказали, что у вас есть еще несколько незначительных травм, но я не вижу никаких препятствий для полного выздоровления.

Я выдыхаю и отпускаю руку Бэйлор, которую держал мертвой хваткой. Я повторяю про себя его слова. Полное выздоровление.

Медсестры еще немного возятся в палате и потом уходят, выключая весь свет, кроме лампы в углу, – но ее достаточно, чтобы увидеть слезы в глазах Бэйлор.

– Ты будешь в порядке, Бэй, – говорю я, залезая в постель рядом с ней.

– Я не про себя, – говорит она.

Она закрывает глаза, и из них вытекают еще слезы.

– Кэлли… Кэлли ушла, да?

У меня сжимается сердце. Я киваю.

– Медсестры рассказали тебе, пока я спал?

Она слабо качает головой.

– Нет. Я уже знала. Не знаю откуда, – говорит Бэйлор сквозь рыдания у меня на груди. – Я помню, что слышала что-то про ее могилу. Наверное, я все-таки воспринимала обрывки ваших разговоров. Мне кажется, я уже давно это знаю. Еще я знаю, что твоя мама приехала. Кажется, я слышала ее голос.

Она оглядывается по сторонам.

– Как долго я пробыла здесь?

– Две недели, – говорю я. – У тебя была серьезная травма головы и небольшой отек мозга. После того как тебя привезли сюда на «Скорой», ты не очнулась, и тебя поддерживали в состоянии комы, чтобы мозг мог восстановиться. Еще у тебя ушиб ребер, рана на ноге, царапины на левой руке и на боку и небольшие порезы на лице, которые уже начали заживать.

– Порезы на лице?

Она трогает крошечный шрам под подбородком, с которого уже сняли швы.

– Поэтому все казалось красным, да? У меня были порезы, и я висела вверх ногами. Наверное, кровь залила мне глаза.

Я держу свою прекрасную девушку в объятиях, а она рыдает, заново переживая аварию, и пытается свыкнуться с мыслью о смерти подруги. Она засыпает в слезах, а я просто обнимаю ее, пока утром меня не прогоняет одна из медсестер.

Я обзваниваю всех, пока медсестры занимаются Бэйлор. Скайлар визжит от радости. Мама Бэйлор не может сдержать рыданий и говорит, что позвонит Пайпер, чтобы та все же не летела сюда. Крис благодарит меня за то, что позвонил. Хрипота в его голосе говорит мне, что он еле сдерживает слезы.

Когда медсестры убрали катетер и привели Бэйлор в порядок, меня наконец-то снова пускают к ней, и она говорит:

– Мне нужно с тобой поговорить.

Я сажусь на край кровати и поглаживаю ее нетронутую ногу сквозь одеяло.

– Мне тоже нужно с тобой поговорить, – говорю я.

– Я начну, ладно? – просит она.

Я киваю.

– Я ехала к тебе, чтобы сказать, что не могу оставаться в Лос-Анджелесе.