Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

И он, как всегда, бодрыми шагами вошел вгостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькойкнягини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбкиBourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась,как дура! — подумал он, злобно взглянув на дочь. — Стыда нет: а он ее и знатьне хочет!»

Он подошел к князю Василью.

— Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.

— Для мила дружка семь верст не околица, —заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. — Вотмой второй, прошу любить и жаловать.

Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. —Молодец, молодец! — сказал он, — ну, поди поцелуй, — и он подставил ему щеку.

Анатоль поцеловал старика и любопытно исовершенно-спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от негообещанное отцом чудацкое.

Князь Николай Андреевич сел на свое обычноеместо в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него истал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто совниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.

— Так уж из Потсдама пишут? — повторил онпоследние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.

— Это ты для гостей так убралась, а? — сказалон. — Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по-новому, а я при гостяхтебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.

— Это я, mon pиre, [батюшка, ] виновата, —краснея, заступилась маленькая княгиня.

— Вам полная воля-с, — сказал князь НиколайАндреевич, расшаркиваясь перед невесткой, — а ей уродовать себя нечего — и такдурна.

И он опять сел на место, не обращая болеевнимания на до слез доведенную дочь.

— Напротив, эта прическа очень идет княжне, —сказал князь Василий.

— Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? —сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, — поди сюда, поговорим,познакомимся.

«Вот когда начинается потеха», подумал Анатольи с улыбкой подсел к старому князю.

— Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, заграницей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил.Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? — спросил старик,близко и пристально глядя на Анатоля.

— Нет, я перешел в армию, — отвечал Анатоль,едва удерживаясь от смеха.

— А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый,послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служитьнадо. Что ж, во фронте?

— Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь.При чем я числюсь, папа? — обратился Анатоль со смехом к отцу.

— Славно служит, славно. При чем я числюсь!Ха-ха-ха! — засмеялся князь Николай Андреевич.

И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князьНиколай Андреевич нахмурился.

— Ну, ступай, — сказал он Анатолю.

Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.

— Ведь ты их там за границей воспитывал, князьВасилий? А? — обратился старый князь к князю Василью.

— Я делал, что мог; и я вам скажу, чтотамошнее воспитание гораздо лучше нашего.

— Да, нынче всё другое, всё по-новому. Молодецмалый! молодец! Ну, пойдем ко мне.

Он взял князя Василья под руку и повел вкабинет.

Князь Василий, оставшись один-на-один скнязем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.

— Что ж ты думаешь, — сердито сказал старыйкнязь, — что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! — проговорил онсердито. — Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочулучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она,тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. — Князь фыркнул.

— Пускай выходит, мне всё равно, — закричал онтем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.

— Я вам прямо скажу, — сказал князь Василийтоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить передпроницательностью собеседника. — Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль негений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.

— Ну, ну, хорошо, увидим.

Как оно всегда бывает для одиноких женщин,долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины вдоме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была нежизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенноудесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, ихжизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.

Княжна Марья вовсе не думала и не помнила освоем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть,будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр,решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний обудущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла истаралась скрыть их.

«Но не слишком ли я холодна с ним? — думалакняжна Марья. — Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствуюсебя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о немдумаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».

И княжна Марья старалась и не умела бытьлюбезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Беднаядевушка, она дьявольски дурна собою, ] думал про нее Анатоль.