Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1 - Александр Дмитриевич Григорьев

со девицею;

20. Пошли старици со старицею во цистоё полё:

«Ой еси, змея да соропегая (так)!

Дай нам зельиця лютого,

Лютого зельиця розлуцьнёго

Розлуцить нам сноха да нелюбимая!»

25. Спроговорит змея ишша лютая:

«Ой еси, девици со девицею,

Сорок стариць со старицею!

Вы подите-тко, девици, во чистоё полё,

Отливайте от огня да цяс[257] ракитов куст,

30. Отнимайте от огня да малых детоцёк!»

Отливали девици цяс ракитов куст,

Отнимали от огня да малых детоцёк.

Дала им змея да соропегая

Лютого зельиця розлуцьнёго —

35. Розлуцить сноху да нелюбимую;

Дала им зельиця лютого,

Лютого зельиця розлуцьнёго.

Отдавают это зельицё лютоё

Цюрилью-егуменью.

40. Наливаёт Цюрильё-егуменьё,

Подаваёт Цюрильё своей невестушки:

«Выпей-выкушай, Снафидушка Давыдьёвна,

Нашого питья да маластырского, —

Нашо-то питьё да на просыпоцьках лехко,

45. З нашого питья да не заболит голова!»

Спроговорит Снафидушка Давыдьёвна:

«Уши-ти выше не живут головы,

Я больше Василья не живу некогда (так)!»

Подаваёт Цюрильё своему сыну:

50. «Выпий-выкушай, Василий Романовиць, —

С нашого питья не заболит голова,

Нашо-то питьё да на просыпоцьках лехко!»

Примаёт Василей единой руцькой,

Выпиваёт Романовиць едины́м душком.

55. У Василья голова с плець покатиласе,

У Василья белы руки опустилисе,

У Романовиця резвы ноги подломилисе.

Тут-то Цюрильё не ужакнулосе (так),

Егуменьё не убоялосе.

60. Наливаёт Цюрильё-егуменьё,

Подаёт Цюрильё своей невестушки:

«Выпий-выкушай, нивестушка любимая,

Нашого питья да маластырского, —

Нашо-то питьё да на просыпоцьках лехко,

65. З нашого питья да не заболит голова!»

Примаёт Снафида единой руцькой,

Выпиваёт Давыдьёвна единым душком.

У Снафиды голова с плець покатиласе,

У Давыдьёвны белы руки опустилисе,

70. У Снафиды резвы ноги подломилисе.

Тут-то Цюрильё ужакнулосе,

Егуменьё убоялосе.

Пошло Цюрыльё в келейку:

«Ой еси, Павел, в келейки!

75. Що я, Цюрильё, зделала (так),

Що я, гуменьё, згрезила?

Две души я погубила:

Одну душу безгрешную,

А другу душу понапрасну!»

80. Спроговорит Павел в келейки:

«Стань-ко ты, Цюрильё, на леву-ту ногу,

Погледи-тко ты, гуменьё, на праву-ту руку;

Що у тя на руки-то потписаноё?» —

«Потписано на руки тут присветлой рай;

85. Во раю сидит Василий Романовиць

Со своей со Снафидой Давыдьёвной!» —

«Стань-ко ты, егуменьё, на праву-ту ногу,

Посмотри-тко ты, Цюрильё, на леву-ту руку;

Що у тя на руки-то потписаноё?» —

90. «А потписано на руки окромешной ад;

Во аду сидит Цюрильё-егуменьё,

Сорок девиць со девицею,

93. Сорок стариць со старицею!»

99. Мать князя Михайла губит его жену

Кнезь Михайло да по цисту полю гуляёт.

У его дома несцесливо:

Его середецюшко болело...

У его матёнка родима

5. Да парну баёнку топила;

Да горець камень нажигала;

Да на утробу ей клала —

Кнегины Катерины:

Младеня выжигала.

10. Во колоду е[е́]ю (так) клала,

Во колоду-ту дубову,

Трои обручи железны:

На синё морё спускала,

На синё морё Хвалыньско.

15. Как приехал кнесь Михайло

Да ис циста поля, гулял он (так):

«Уш ты маменька родима!

У мня сердецюшко болело;

Думал: маменька хвораёт,

20. Лебо кнегина Катерина!» —

«Уш ты дитятко сирдесьнё!

Твоя кнегина Катерина

Она спесива и гордлива:

Она по горницям высоким,

25. По повалишшам широким!»

Как пошёл кнезь Михайло

По горьницям высоким,

По повалишшам широким;

Он не нашёл своей кнегины,

30. Кнегины Катерины.

Он взял три нёвода шолковы (так);

Он пошёл-то на синё морё,

На синё морё Хвалыньско.

Он перв-от нёвод бросил, —

35. Ницего ему не попало.

Второй-от нёвод бросил, —

Ницего ему не попало.

Он третей-от нёвод бросил, —

Попала ему колода,

40. Колода-та дубова,

Трои обруци железны.

Его матёнка родима

По берегу ходила,

Тонким голосом крыцяла:

45. «Уш ты дитятко родимо!

Уш я-ли согрешила,

Две души я погубила:

Я одну душу безгрешну,

49. Я другу душу понапрасну!»

Залесье

Зале́сье стоит на левом берегу р. Пинеги, в одной версте от Ча́колы (выше ее), в стороне от тракта.

Чуркина Наталья

Наталья Чу́ркина — крестьянка д. Залесья, 61 года, женщина бойкая, понятливая, но слишком порывистая. Она замуж взята сюда на 19-м году из Шетогоры, замужем жила 15 лет и теперь вдовеет 25 лет; она имеет двух взрослых сыновей. Раньше в молодости она ходила с мужем портняжить, дома же управлялись свекор со свекровью. Она пропела мне две старины: 1) «Алеша Попович и сестра Петровичей» и 2) «Князь Дмитрий и его невеста Домна». Она знает и пела мне хорошо стихи 1) об Иосифе и 2) «Взойду на гору», но я их не записывал. «Стихам» (она смешивает стихи и старины) она научилась, когда была еще «девкой», т. е. до замужества.

100. Алеша Попович и сестра Петровичей

Было два брата да два Петра Петровиця.

Собирали пир они, такой пир большой да пир богатое.

Они все на пиру да напивалисе,

Они все на большом да наедались,

5. И все на пиру да приросхвастались.

Они хвастали своим житьём-бытьём, богатесьсвом;

Они хвастали своей сестрой Олёнушкой:

«У нас Олёна умная,

У нас Петровна разумная!»

10. И такой-секой выискалса Олёшенька, поповьской сын:

«Вы не хвастайте своей сестрой Олёнушкой;

У вас Олёна неумная,

У вас Петровна неразумная:

Шёл я по городу, да шёл по Киеву,

15. Уш я шёл [в] ваши полаты да белокаменны.

Зажимал я снегу кому белого,

Бросал к Олёнушки в окошицько,

Сломал у Олёнушки стеколышко, —

Выходила Олёна на красно крылецюшко

20. В одной рубашецьки, без поеса,

В одных цулоциках, без щокотов*!»