Вандалы – оклеветанный народ - Вольфганг Акунов

Успех затеянной Гунерихом процедуры искоренения реальных и потенциальных оппозиционеров вкупе с их сторонниками и зарубежными связями, похоже, окончательно развязал царю вандалов руки. Перед лицом постоянно угрожавшей им смертельной опасности, Теудерик и Годагис вели себя в изгнании тише воды, ниже травы, и умерли там естественной смертью (по мнению Людвига Шмидта). Но автору настоящих строк представляется вполне возможным и вариант убийства обоих сосланных далеко от многолюдного Карфагена, где ничто не могло долго оставаться тайной, пришедшим по их душу «эскадроном смерти». А Гунтамунд, младший сын Гентона, видимо, вовремя предупрежденный об опасности, так основательно ушел в подполье, что вполне можно представить себе его бегство за границу, откуда он вернулся в Карфаген лишь после смерти угрожавшего его жизни Гунериха.

Возможно, Гунерих уделил бы поискам Гунтамунда больше внимания, если бы не становящиеся все более опасными набеги беспокойных мавров, доходивших до городских центров вандальского царства. История знает немало примеров того, как сильные, еще при жизни окруженные легендами, исторические деятели пользуются — прежде всего, у диких народов — преувеличенным авторитетом, несоразмерным с реальным могуществом этих деятелей. Таким чрезмерным авторитетом, гораздо большим, чем того заслуживало бы его реальное могущество, пользовался и Гейзерих у мавров и берберов. И к тому же служащим наглядным доказательством того, что величие, в глазах примитивных народов, как это ни странно, нередко совершенно лишено нравственной оценки. Гейзерих импонировал стоявшим тогда еще на очень низком культурном уровне маврам совсем иными качествами, чем те, что вызывали к нему уважение со стороны народов Средиземноморья. Но вот какими именно, остается для нас тайной за семью печатями. И потому, возможно, даже более великому во всех отношениях царю, чем Гунерих, не обладающему этими загадочными для нас, но, несомненно, привлекательными, с точки зрения туземцев Северной Африки, качествами, было бы очень непросто обрести в глазах мавров харизму, не уступавшую харизме его отца, грозного владыки Карфагена.

Самыми стойкими и непримиримыми врагами вандалов были отпавшие от них, став самостоятельными, мавры, заселившие горный хребет Аврасий (современный Орес, к югу от Константины — третьего по численности города Алжира, расположенного в живописном месте северо-восточной части Средиземного моря, считающегося жемчужиной этой страны и прозванного «Городом висячих мостов»), чья величайшая гора — Джебель Шелия — достигает высоты двух тысяч трехсот двадцати восьми метров.

В этой местности еще древним римлянам пришлось долго и упорно сражаться с туземцами, для успешной защиты от которых они построили военный лагерь Тамугад, чьи импозантные руины относятся сегодня к числу главных достопримечательностей Алжира, посещаемых многочисленными туристами (южнее автострады Батна-Кеншела, примерно в часе езды на восток от развалин Ламбезиса и Маркуны). Аврасийские горы, все еще покрытые в эпоху поздней античности густыми лесами, всегда служили воинственным кочевникам надежным убежищем, куда они укрывались после своих разбойничьих набегов (вплоть до прихода в Алжир французских колонизаторов). И потому не удивительно, что Гунерих не добился успеха там, где даже «сыны Ромула» в эпоху наивысшего могущества своей империи старались не высовывать лишний раз свои гордые римские носы за пояс возведенных ими укрепленных военных лагерей. Куртуа, посвятивший Тамугадам специальное исследование, подчеркивал, что, хотя романизация североафриканских территорий была, как оказалось, глубже, чем считалось раньше, Аврасий, несмотря на проложенные через него римские дороги, остался за пределами зоны романизации. Римляне ограничились тем, чтобы, со стен своих укреплений, держать беспокойные горные племена туземцев, так сказать, под прицелом, не идя на риск попыток их ассимиляции. Ибо римляне не могли не понимать всех трудностей, связанных с подобными попытками, и всей незначительности шансов на положительный результат. «Держать Аврасий под прицелом» означало окружить этот очаг непокорных туземцев, словно железным поясом, цепочкой римских крепостей. Эта политика, начатая императорами из дома Флавиев, была продолжена и их преемниками на римском императорском престоле, а затем — вандальскими царями Северной Африки и, наконец, восточными римлянами, уничтожившими, со временем, вандальское царство.

Вандалы, со своими относительно небольшими силами, не смогли занять все римские укрепленные лагеря. У них изначально не было никаких шансов удержать лагеря Табудеос, Бадиас и Ад Майорес, расположенные в южной части Аврасия. Немногим лучше были и шансы на удержание расположенных западнее лагерей Месарфельты и Кальцея. Тем важнее были Маскула (Кеншела), Тамугад (Тимгад) и Ламбезис, расположенные на севере Аврасийского горного массива — города, так часто упоминаемые в овеянной славой истории III Легио Августа — Третьего Августова легиона, а впоследствии — французского Иностранного легиона, преемника римского, в борьбе, фактически, с теми же самыми племенами. Тот факт, что «дикие» вандалы не покинули эти передовые позиции цивилизованного мира, что вандальские воины продолжали оборонять его границу там, где император-воитель Траян по прозвищу «Оптим» («Наилучший»), до предела расширивший границы империи, несколькими столетиями ранее поселил первых двести пятьдесят римских колонистов, и где легионарии возвели на пустом месте целый город, поистине, заслуживает быть, во всяком случае, отмеченным.

С 256 г. п. Р.Х. в Тамугаде, именовавшемся официально Колония Маркиана Траяна Тамугади, имелся свой епископ. Следовательно, христианство проникло и сюда, на самые задворки римского мира. А в правление императоров-язычников Валериана или Диоклетиана в городе появились и свои первые христианские мученики. В ходе ожесточенной борьбы православных с донатистами, Тамугад некоторое время был неофициальной столицей этих воинственных еретиков, а в 397 г. — даже местом проведения «разбойничьего» (с православной точки зрения) донатистского собора. Все это доказывает достойное всяческого уважения умение римлян цивилизовать даже самые удаленные уголки своей «мировой» державы и высокую степень вовлеченности этого, почти лишенного эффективной военной защиты, римского пограничья в общее культурное развитие великой империи, в области культуры, экономики, транспорта, да и в других областях.

А вот в правление Гунериха этот город, бывший, во времена донатистов, центром активной духовной жизни, стал добычей мавров из Аврасия. Правда, вандалы, когда в Аврасии стало неспокойно, принялись лихорадочно укреплять пришедшие порядком в ветхость фортификационные сооружения Тамугада, но… не было легионариев для их эффективной обороны. Не было больше и железного пояса римских крепостей, наглядно демонстрировавших маврам могущество Римской державы и мощь римского оружия. Тамугад был захвачен маврами, несомненно, еще в правление Гунериха, впоследствии отвоеван у мавров гуннскими наемниками восточноримского стратега Велизария и частично восстановлен под «ромейской» властью. Еще в середине VII в., в самом преддверии завоевания Северной Африки арабами-мусульманами, восточные римляне построили в Тамугаде православную часовню и ряд других зданий (хотя и скромного размера). Так что нам известно: город Тамугад, сначала — римский, а затем — вандальский, самый южный форпост Карфагенского царства германцев и аланов, веками сдерживавший напор грабителей-горцев, был обитаем, причем населен христианами (правда, больше не донатистами и не арианами, а православными).