Наполеон - спаситель России - Андрей Буровский

— Так видел ли ты, дедушка, Наполеона?

— Как не видеть, видел.

— Хорошо видел?

— Как тебя вижу, и его видел, рядом стоял.

— И какой он был, Наполеон?

— А вот такой: с сосну ростом, весь здоровый, бородишша во — по колена! В руке дубина, что ни мне, ни тебе не поднять, глазища страшные! Зыркает! Одно слово: ампиратырь!

Отзвуки этой истории есть в рассказах современников Чехова и Куприна. Но история — подлинная.

Мы можем только догадываться, кого же именно видел в молодости и принял за Наполеона долгожитель... может, «снежного человека»? Или и правда видел Наполеона, а по­том постепенно сформировал в своем сознании «правиль­ный» образ? Тем более, можно только предполагать, какие слухи о нем самом и о «воле» докладывали Наполеону. Но опасаться давать Манифест о свободе всего русского крестьянства у него были основания: последствия непред­сказуемы.

На краю изведанных земель

Формально граница Европы и Азии с середины XVIII века пролегала уже не по Волге, а по Уральскому хребту. Культурно-исторической границей Европы было пространство востока Речи Посполитой, Великое кня­жество Литовское и Русское. Диковатый такой предел, но понятный. К востоку же от границ бывшего Великого княжества Литовского и Русского, аннексированного в 1795 году, простирались земли совершенно неведомые.

Даже намного позднее, весь XIX век, географически громадная Российская империя была исследована хуже и известна меньше, чем Южная, а тем более чем Северная Америка. По Южной Америке к 1800 году прошли десятки научных экспедиций, результаты которых публиковались в Британии и во Франции. Территорию США и Канады изучали еще более тщательно. Были там, конечно, и белые пятна, но с Россией совершенно несравнимо. Изучить Ин­дию британцы считали делом чести.

Британцы приезжали в Московию через Архангельск и редко забирались дальше Москвы. В Российскую импе­рию XVIII века они ехали через Петербург, но и тогда чаще всего знакомы были только с Москвой и с почтовыми стан­циями между Москвой и Петербургом. Крайне редко они добирались до среднего течения Волги или бывали в круп­ных провинциальных городах. И только. Русская деревня, маленький город, большая часть территории страны во­обще была «землей незнаемой». И прочитать было негде.

В результате уровень знаний о России в «передовых» государствах того времени, Британии и Франции, соот­ветствует уровню знаний разве что об Африке. В какой-то мере это объясняется континентальностью страны. На Дальний Восток даже царский фельдъегерь, меняя лошадей и притом по зимней дороге, скакал 5-6 месяцев. Парусник такое же расстояние преодолевал за полтора-два месяца. В результате до построения Транссибирской магистрали в конце XIX века Сибирь была известна не больше, чем Бразилия или бассейн реки Конго. Ходи­ли дичайшие слухи о бегемотах, которыми кишит река Лена (с зубами бегемотов перепутали моржовые клыки), о впадающих в спячку людях и чуть ли не о человечках с собачьими головами.

Причем есть тут одна важная тонкость. Академические экспедиции середины XVIII века, путешествия по Рос­сии «русских немцев» П. Палласа, И. Фалька, С. Гмелина, Д. Мессершмидта все же сделали территорию Российской империи более известной. Результаты исследований пу­бликовались обычно на немецком языке[136].

С легкой руки М.В. Ломоносова полагалось считать, что немцы в Академии наук мешали развитию русской науки, не пропускали русских к вершинам образования, и что русская ученость пробивала себе дорогу в неустан­ной борьбе с немецкой.

Легко показать, что эта идеология не имеет ничего об­щего с действительностью и что немцы выступили в роли «стрелочников», тех общих врагов, на крови которых спла­чивают «своих»[137]. История экспедиций Петербургской ака­демии наук в Сибирь показывает нам не противостояние немцев и русских, а два совсем других противостояния. Работу русских и немецких ученых часто пытались от­рицать, а значение ее преуменьшать как раз французские ученые. Французы были убеждены в своем превосходстве и очень страдали, когда оказывалось — «превосходство» это дутое. В XVIII веке немецкая наука сделала рывок, который вывел ее в XIX веке в мировые лидеры. Россий­ская наука сделает такой же рывок в XIX веке и займет место немецкой после Второй мировой войны. Французы же в XVIII веке не столько пользовались разумом, сколько ему поклонялись, и очень обижались, если кто-то не хотел поклоняться вместе с ними.

Жозеф Никола Делиль, член Петербургской АН в 1726-1747 годах, позволил себе поступок, совершенно немыслимый для немецкого ученого: в 1739-1740 гг. он заведовал Географическим департаментом АН, и созна­тельно затягивал составление «Атласа Российского», кото­рый вышел в 1745 году, после отстранения Делиля.

Одновременно Ж.Н. Делиль тайно отправил во Фран­цию ряд карт и материалов Камчатских экспедиций и без согласия АН опубликовал эти карты. Причем приписал все открытия и составление карт выдуманному им испанскому адмиралу де Фонта. Пусть будет чья угодно заслуга, толь­ко бы не россиян!

Делиль совершенно справедливо был лишен пенсии, назначенной после ухода из академии в 1747 году, но книга-то его вышла...

Что до самого Атласа, то передам слово великому мате­матику Леонарду Эйлеру, в это время русскому академи­ку: «Многие карты атласа не токмо гораздо исправнее всех прежних русских карт, но еще и многие немецкие карты далеко превосходят». И: «кроме Франции, ни одной земли нет, которая бы лучшие карты имела»[138]. Вероятно, ревность к работе такого класса, потеря Францией приоритета и спровоцировала Делиля на его, говоря мягко, неакадемич­ный поступок.

Так вот: Наполеон мог бы знать Россию намного луч­ше, если бы дал себе труд почитать и послушать немецких ученых и путешественников. Но немецкого языка он не знал и не любил, а немцев считал сентиментальными ста­рательными дураками.

Наполеон пользовался сведениями и картами, опубли­кованными в пресловутой «Энциклопедии». Но в «Энцикло­педии» не было даже статьи с названием «Россия». На одной из опубликованных там карт на месте Европейской России стояло: «Московия», а за Уралом красовалась «Великая Та­тария». Были и другие, еще более сюрреалистические кар­ты. На некоторых из них прямо за Уралом начинался Китай. Карты были... выпускали их в России и в Германии.

Прусский учитель схватился бы за розгу, скажи уче­ник такую глупость. Учитель русских барчуков Карл Ива­нович заплакал бы, сострадая их невежеству. Но фран­цузские дикари, завывая про «культ разума», составляли эти фантастические карты, публиковали их и учились по ним. Даже украденное Делилем в России впрок не пошло. Впрочем, и нет никакой России, есть Московия и Великая Татария.