Брак по-американски - Анна Левина
Шрифт:
Интервал:
В ноябре я пошёл на работу. Я устал от лечения, от себя самого, от жизни и от всего, что меня окружает. Потихоньку вхожу в курс дела на работе. Не всё получается. Голова по-прежнему отдаёт тупой болью, и память стала неважная. Пью разные таблетки и хожу в поликлинику на процедуры.
Вот, дорогая моя, что я представляю собой на сегодняшний день. Врачи обещают, что к середине будущего года, при условии, что я пройду ещё один курс реабилитации, я смогу вернуться в своё прежнее состояние.
Что ещё тебе рассказать о нашей жизни? Какова наша жизнь в дважды демократической и рыночной России конца 90-х годов, ты знаешь, наверное, из ваших средств массовой информации. Политики, криминал, падение курса рубля, взлёт цен, невыплата заработной платы. Мы устали спорить и надеяться. Надоело. Воротит с души и дурно пахнет. Лицедеи на своих местах. Кровь по-прежнему льётся. Можно с уверенностью сказать, что вся эта мерзость нам гарантирована конституцией до конца века. Кто бы мог подумать, что так бесславно будет заканчиваться двадцатый век в России. Похоже, мы действительно «скифы» на всю оставшуюся жизнь Весь ужас текущей жизни нужно видеть своими глазами. Сытая Москва и местами, прилизанный Питер могут создать неверное впечатление. Что происходит в «глубинке» российских окраин, мало кто знает и мало кто хочет знать, потому что это невыгодно, неудобно и стыдно. Ужасно противно об этом писать тебе в другую страну, с другим социумом, но что ещё можно сказать о трети населения России, многие из которых отдали свои знания, усилия, интеллект и здоровье в замен на «ничто». Теперь они, то есть мы, не нужны, кто по возрасту, кто по состоянию здоровья, кто по ещё каким-либо причинам.
Я на своей работе в этом году получил зарплату всего два раза, хотя на работу я и мои сотрудники ходим, выполняем что можем, но оплачивать наш труд никто не хочет. Государственный заказ безденежный, и мы соответственно.
Культурная жизнь существует, но стала недоступной для большинства. У меня её нет, она перестала пересекаться с моей жизнью. Очень сожалею. Мой жизненный мир превратился в узкую полоску между работой и домом. Нигде больше не бываю.
Я смотрю на твои фотографии и радуюсь твоим улыбкам. Тобою можно смело украсить обложку любого журнала и не только журнала!
Ещё раз спасибо за твои белые и жёлтые конверты, которые ко мне прилетают. Жду их по-прежнему. Впереди Рождество, Новый год. Пожелаем друг другу что-нибудь очень хорошее. Может, увидимся еще на этом свете?
Я обнимаю и целую тебя.
Твой Слава.
— Мамочка! — подсела я к маме. — Я хочу тебе что-то сказать. Не пугайся, всё хорошо! Я познакомилась с таким мальчиком, что можно просто обалдеть!
— По-моему, ты уже обалдела, — обняла меня мама, — кто он? Что он? Какой он?
— Мама, он замечательный! С ним очень интересно! Он закончил колледж и работает в модной промышленности, в смысле, специалист по модной одежде. Ему двадцать семь лет, у него в ухе серёжка, а сзади коса!
— Это как раз то, о чём я для тебя всю жизнь мечтала: серёжка в ухе и коса на затылке!
— Мама, ты не понимаешь, он лучше всех!
— Хорошо, лишь бы тебе нравился.
— Мне очень нравится!
— На здоровье, только не торопись!
— Я не тороплюсь, а Сашка, мама, очень хороший, я даже про это сочинила стишок:
— Доченька, хоть бы ты была счастлива за двоих, за себя и за меня!
— Мамочка, — жалобно сказала я, — а если я замуж выйду, ты же у меня одна останешься!
— Не волнуйся, — улыбнулась мама, — я не одна, я с котом, правда, киска?
Киса подошёл к маме и потёрся об её ногу.
Ещё вчера я за ручку водила дочку в детский сад, а сегодня закрутилась в свадебной суматохе, выдавая её замуж. Двадцать лет пролетели, как один день, и вдруг, оглядываясь назад, с изумлением осознаёшь, что ты уже не в России, а в Америке, что, устраиваясь на работу, произносишь старушечье слово «пенсия», а твоя маленькая доченька — молодая женщина, а сама ты — непонятно кто, с пионерским прошлым, буржуйским будущим, комсомольским энтузиазмом и бабушкиными болячками…
Свадьба — дело серьёзное и не простое. Все обязанности распределили между родителями жениха и невесты. Мне достался религиозный обряд, хупа. Самое главное в хупе — рабай, поэтому моя первая задача была найти такого рабая, чтобы все были довольны.
По цыганской почте я опрашивала родных и знакомых, они, в свою очередь, своих знакомых и родных. Наконец, мне позвонил приятель и, захлёбываясь от восторга, сообщил, что на свадьбе друзей видел такого рабая, что лучше не бывает. Молодой, красивый, поёт как соловей, да ещё и на скрипке играет. На следующий день я позвонила рабаю, и вечером с дочкой и её женихом мы поехали договариваться.
Рабай жил на Брайтоне. На наш звонок дверь открылась. На пороге стоял румяный, улыбающийся «Дин Рид».
— Заходите, — сказал он, — проходите в гостиную.
Мы прошли в комнату, обставленную в лучших традициях вновь прибывших эмигрантов разнобоём со свалок, и кое-как разместились на том, что когда-то было диваном. Дин Рид принёс из кухни обшарпанную табуретку и сел напротив.
— Кто из вас невеста? — жизнерадостно спросил он, весело переводя взгляд с меня на дочку.
— Спасибо за комплимент, — отшутилась я, — давайте знакомиться. Я — без пяти минут тёща, а это — моя дочь и будущий зять.
— Очень приятно. Меня зовут Олег. Я — ребе. А это моя жена.
В гостиную томно вползла полуголая девица в шёлковой распашонке, которая заманчиво сползала с плеч, гостеприимно обнажая тощие прелести хозяйки. Мой будущий зять бросил на меня вопросительный взгляд, потом закатил глаза с видом терпеливого страдальца.
— Извините, я с постели, — промурлыкала ребеца, небрежно поправляя растрёпанные кудряшки. — Олег, где выключалка от телевизора? — капризным тоном обратилась она к мужу.
— Сейчас! — услужливо вскочил рабай, кинулся в спальню и через секунду вернулся с переключателем.
— Спасибо, спокойной ночи! — сонно протянула ребеца и выплыла из гостиной.
Рабай проводил её восхищённым взглядом и вновь повернулся к нам.
— Итак, обсудим хупу. Я пою, играю на скрипке и обещаю вам, что всё будет очень хорошо!
Мы растерянно жались друг к другу. Больше всего хотелось уйти, но сделать это было как-то неудобно. Олег открыл потрёпанную книгу-тетрадь, записал все имена участников, тут же бойко переводя их на древнееврейский, объяснил порядок обряда и даже нарисовал план, где кому стоять и кому за кем идти. Всё легко, непринуждённо, с очаровательной улыбкой.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!