Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Ой, Ариадна, какая же ты уже взрослая! — воскликнула Рокоссовская, снимая с дочери шинель. — Как твоя учеба?

— На четыре и пять, — подняла вверх ладонь Ада. — Все говорят, что из меня выйдет хорошая связистка.

Сидя за ужином, Ада с живым блеском в глазах рассказывала о занятиях в школе, о жизни белорусских партизан, об их борьбе с фашистами, о том, как им доставляют оружие, боеприпасы. В ее рассказе чувствовалось, что она уже жила затаенным ощущением опасности и романтической неизвестности.

По мере того как дочь открывала ей тайны своей будущей работы, у матери все больше сжималось сердце. Сами собой оживали долгие дни и ночи, когда ее Ада была совсем маленькая. Как хотелось Рокоссовской вернуться в то время, каким было счастьем — даже сердце трепещет, чуть только вспомнишь! — надеть малышке пижамку, положить ее спать, нежно целовать, петь ей песни и сочинять сказки.

Когда они закончили пить чай, Ада вышла на середину комнаты и, загадочно улыбаясь, проговорила:

— А теперь, дорогая мамочка, у меня для тебя приготовлен сюрприз!

— Что за сюрприз?

— Спляши, тогда скажу.

— Ада, не томи душу, — сказала мать, будто о чем-то догадываясь.

— Помнишь, когда нас папа учил танцевать польский танец краковяк?

— Помню.

— Тра-та-та-та-та-та-та, — вихрем завертелась Ада по комнате. — Ладно, мамуля, открываю секрет. — Она достала письмо, села рядом с матерью и начала читать.

«Дорогие мои, Люлю и Адуся!

Вчера получил от вас два письма, и это был для меня настоящий праздник. Я спокоен, зная о том, что мои дорогие существа живут в Москве и думают обо мне. Не знаю, чем объяснить то обстоятельство, что я не получал от вас писем целых три месяца. Я ужасно соскучился, и ваше молчание обострило мою тоску. Рад, что вы неплохо устроились.

Прошу тебя, дорогая Юлия, не волнуйся, не строй никаких мрачных предположений. Ранен я был в область грудной клетки, кое-что пробито, но не опасно. Организм у меня оказался железным и помог мне преодолеть опасность».

Юлия Петровна приложила платок к глазам.

— Ну что ты, мама? Послушай, что папа пишет дальше.

«Я сейчас здоров, работы очень много, и приходится часто недосыпать. Вот и сейчас пишу, а глаза так и слипаются. Только что вернулся с позиций, и так хочется прилечь, но посетителей очень много и приходится их принимать — дела не терпят промедления. Воюем мы неплохо, бьем фашистов и еще будем бить. Это только цветочки, а ягодки еще впереди.

Горю желанием видеть вас. На фронте при совершенно невероятных обстоятельствах встретился с Андреем Белозеровым. Он теперь работает у нас в штабе.

Милая Адуся! Спасибо за письмо. Не забывай папу и береги маму. Твой выбор стать разведчицей-связисткой я одобряю и горжусь тобой.

Не беспокойтесь, у меня будет все хорошо. Целую вас крепко.

Ваш Рокоссовский».

Юлия Петровна и Ада проговорили допоздна, а потом, пристроившись за столом, писали письма на фронт. Сиреневый абажур освещал их любящие, сосредоточенные лица.

1

В конце декабря в кабинете Сталина проходило заседание Государственного Комитета Обороны, на котором обсуждался план дальнейших военных действий под Сталинградом.

Жуков обрисовал общую обстановку, делая упор на то, что противнику не удалось прорвать внешний фронт окружения и теперь настала пора расквитаться с Паулюсом. Он зачитал план разгрома окруженной группировки немцев, представленный Военным Советом Донского фронта. В составлении плана принял участие Н. Н. Воронов, который прибыл 19 декабря в Зварыгино.

Когда речь зашла о проведении операции по разгрому Паулюса, Сталин вспомнил предложение Рокоссовского.

— Руководство по разгрому окруженной группировки противника под Сталинградом нужно передать в руки одного человека. — Он вышел из-за стола и направился к выходу. На полдороге остановился. — Сейчас действия двух командующих мешают делу. — Верховный оглядел членов комитета и спросил: — Кому поручим окончательную ликвидацию противника?

На выполнение этой важной, ответственной и почетной задачи были два претендента: командующий Донским фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский и командующий Сталинградским фронтом генерал-лейтенант Еременко.

Члены Комитета Обороны, переглянувшись, молчали.

Каждый из них хорошо понимал, что сейчас они должны горько обидеть одного из двух боевых генералов. Но многие знали, что Сталин высоко ценил полководческий талант Рокоссовского и хотел, чтобы назвали его имя.

— Так кому поручим? — Сталин провел рукой по лицу, слегка поправляя усы.

— Рокоссовскому, — послышались голоса.

Один Жуков сидел молча и для отвода глаз листал какие-то бумаги.

Сталин пристально посмотрел на Жукова и, сделав несколько шагов по кабинету, заметил:

— А вы что молчите, товарищ Жуков?

Последнему выбирать было нелегко. Много лет, еще с ленинградских курсов, он знал того и другого. Он был твердо уверен, что оба заслужили почетное право добить Паулюса.

— На мой взгляд, оба командующих достойны, — ответил Жуков. — Еременко, конечно, будет обижен, если передать войска Сталинградского фронта под командование Рокоссовского.

— А что важнее — обида или интересы дела? — нахмурился Верховный, прикуривая трубку.

— Конечно, дело, — произнес Жуков.

— Сейчас не время обижаться, — отрезал Сталин и, сделав паузу, сказал: — Товарищ Жуков, позвоните Еременко и объявите ему решение Государственного Комитета Обороны.

В этот же день 30 декабря в войска ушла директива:

«С 1 января 1943 года 57-ю, 64-ю и 62-ю армии передать в состав Донского фронта. Сталинградский фронт с 1 января ликвидировать. Средства, отпущенные Сталинградскому фронту для проведения операции «Кольцо» 57-й, 64-й и 62-й армиям, — передать Донскому фронту».

Эта телеграмма, как раз накануне Нового года, застала Рокоссовского в Зварыгино на КП фронта.

— Константин Константинович, поздравляю, — сказал Малинин, зачитав директиву с порога.

— Я уже знаю, мне звонил Жуков, — проговорил Рокоссовский. — Теперь знаешь, какая у нас главная задача?

— Конечно, уничтожить группировку Паулюса.

— С этой задачей мы справимся, меня тревожит другое.

— Что именно?

— Как избавиться от представителей Ставки, — сказал Рокоссовский. — Сталинградский фронт ликвидирован, и они могут двойным прессом навалиться на нас.

— Но они же вас побаиваются?

— Это единственная надежда, — улыбнулся командующий фронтом и подошел к Малинину. — Миша, у нас есть возможность впервые за годы войны по-человечески встретить Новый год. Передай Телегину, пусть возьмет все хлопоты на себя.