Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Воронов, наблюдая за худощавой фигурой, четким, красивым профилем командующего фронтом, не выдержал:

— Константин Константинович, вы думаете, Воронов — льстец и подхалим, который ставит личное благополучие выше общих интересов?

— Николай Николаевич, — остановился Рокоссовский и пронзил острым взглядом Воронова. — О вас я никогда так не думал. Но вы поймите! Люди истощены, устали от беспрерывных атак. Им нужно хотя бы несколько дней передохнуть. — Рокоссовский снова начал ходить взад и вперед. — Пополнение людьми и вооружением запаздывает. В таких условиях операцию начинать нельзя. Это приведет к неоправданной гибели большого числа людей. Я убедился, что нахрапом оборону Паулюса не возьмешь. Нам необходимо шесть-семь суток для подготовки.

— Я знаю мнение Верховного — он на это не пойдет! Вы осведомлены об этом не хуже меня.

— Я вот тут подсчитал, проверил цифры, — загудел басом Малинин. — Опоздания эшелонов увеличились. Перенос операции неизбежен.

— Я вам еще раз объясняю: Сталин на это не согласится!

— Николай Николаевич, — Рокоссовский присел рядом с Вороновым. — Сойдемся на том, что выпросим хотя бы трое-четверо суток. Это минимум, на что можно согласиться.

Воронов взглянул на Рокоссовского и, после паузы, произнес:

— Убедили, попробуем.

Воронов тут же дозвонился до Верховного, объяснил ситуацию и попросил перенести операцию на 10 января.

Сталин посопел в трубку, недовольно крякнул, ничего не ответил, а только произнес «до свидания» и прекратил разговор.

— Одно дело — доклад по телефону, давайте лучше пошлем донесение, — предложил командующий фронтом.

— Хорошо, давайте, — неохотно согласился Воронов.

В течение нескольких минут документ был готов и направлен в Москву.

«Приступить к выполнению «Кольца» в утвержденный Вами срок не представляется возможным из-за опоздания к местам выгрузки на 4–5 суток частей усиления, эшелонов с пополнением и транспортов с боеприпасами.

Наш правильно рассчитанный план был нарушен также внеочередным пропуском эшелонов и транспортов для левого крыла тов. Ватутина. Тов. Рокоссовский просит изменить срок на плюс четыре. Все расчеты проверены мной лично.

Прошу Ваших указаний. Воронов».

Не прошло и получаса, как последовал звонок из Москвы.

— Мы зачем вас туда послали, товарищ Воронов? — раздраженно спросил Сталин.

— Координировать действия двух фронтов, — ответил Воронов не совсем уверенно.

— А почему занимаетесь не своим делом? — зло произнес Сталин с грузинским акцентом.

— Я… Я… занимаюсь делом, товарищ Главнокомандующий, — сказал Воронов, вытирая ладонью вспотевший лоб.

— Вы досидитесь, что вас и Рокоссовского немцы в плен возьмут! Вы, товарищ Воронов, совсем не соображаете, что можно, а что нельзя! Нам нужно скорее кончать, а вы умышленно затягиваете! — Сталин помолчал, потом недовольно спросил: — Что значит в вашем донесении фраза «плюс четыре»?

— Нам нужно еще четыре дня для подготовки, — более уверенно сказал Воронов. — Мы просим разрешения начать операцию «Кольцо» не 6-го, а 10-го января.

Верховный с минуту молчал, а потом сказал:

— Утверждается.

— Хорошо ли было слышно? — спросила насмешливо телефонистка.

— Спасибо. Отлично было слышно, — буркнул Воронов, подошел к улыбающемуся Рокоссовскому. — Дай закурить!

— Спасибо, Николай Николаевич, — протянул портсигар командующий фронтом. — Будем считать, что первый этап операции мы провели успешно.

— Вам смешно, а мне каково?

— Не работа сушит, а забота, — весело сказал Рокоссовский и потормошил Малинина за плечо. — Вот тебе, Миша, и два гуся.

После песни Малинина в новогоднюю ночь, эти «два гуся» не давали покоя веселому характеру командующего. Начальник штаба тоже обладал чувством юмора и относился к этому с пониманием и даже с некоторым озорством.

Взаимопонимание между двумя генералами было настолько полным, что многие на их работу смотрели с завистью.

Хотя и до 10 января времени было не так много, но Рокоссовский был доволен, что удалось выкроить и эти дни. Войска полным ходом готовились к операции.

В Москве мысль об ультиматуме тоже поддержали. Было принято решение вручить ультиматум за день-два до наступления. Когда начали искать парламентеров, от желающих не было отбоя.

— Андрей, — сказал Рокоссовский Белозерову, настаивавшему на том, чтобы его направили парламентером. — Ты нам нужен для других целей — будешь передавать по радио ультиматум несколько раз в сутки.

— Что ж, буду передавать.

— Приказ Паулюса перевел?

— Да, перевел, — ответил Белозеров и протянул генералу документ. — Вот он.

— Андрей, скверное настроение отбрось, оно мешает работе.

— Мне очень хотелось пообщаться с немцами.

— Дело есть дело, — сказал Рокоссовский и углубился в чтение.

«За последнее время русские неоднократно пытались вступить в переговоры с армией и с подчиненными ей частями. Их цель вполне ясна — путем обещаний в ходе переговоров о сдаче надломить нашу волю к сопротивлению. Мы все знаем, что грозит нам, если армия прекратит сопротивление: большинство из нас ждет верная смерть либо от вражеской пули, либо от голода и страданий в позорном сибирском плену. Но одно точно — кто сдается в плен, тот никогда не увидит своих близких. У нас есть только один выход: бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холода и голод. Поэтому всякие попытки вести переговоры следует отклонять, оставлять без ответа и парламентеров прогонять огнем. В остальном мы будем и в дальнейшем твердо надеяться на избавление, которое уже находится на пути к нам.

Главнокомандующий Паулюс».

Прочитав приказ, Рокоссовский поднял телефонную трубку.

— Владимир Кузьмич, я вас попрошу, по приказу Паулюса организуйте целую серию радиопередач для противника. Да, плохи дела у Паулюса, раз он запугивает подчиненных. Эту ложь надо разоблачить. Белозеров сейчас придет.

— Андрей, тебя ждут, работы на радио невпроворот, — подал руку Рокоссовский. — Желаю успеха.

Вскоре было решено послать к противнику работника разведотдела штаба майора Смыслова и капитана Дятленко из политуправления.

Ранним морозным утром на передовой вдруг заиграли трубачи. Это было настолько неожиданно, что некоторые наши солдаты вытянули шеи из окопов и пытались понять, что происходит. На позициях противника тоже было заметно оживление.

Накануне вечером и рано утром Белозеров по фронтовому радио несколько раз передал в штаб Паулюса сообщение о посылке парламентеров. Наши офицеры в сопровождении трубача вышли из окопов с высоко поднятым белым флагом. Когда они прошли метров сто, сначала раздались одиночные выстрелы, а затем и автоматные очереди. Парламентеры залегли, а потом вернулись в свои окопы. Когда доложили об этом в Ставку, оттуда последовала команда о прекращении попыток к переговорам.