Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Миша, Миша, остановись! — поднял руку Рокоссовский, держась руками за живот.

— А что, я могу продолжить! За мной дело не станет, я только оседлал мелодию, — сказал Малинин, вытирая вспотевшее лицо.

— Майор Белозеров! — произнес Рокоссовский.

— Я вас слушаю!

— Эту песню в исполнении начальника штаба фронта запиши на пленку и перед началом атаки включи по громкоговорителю. Немцы будут в шоке, и мы их возьмем голыми руками.

— А я что говорил, — невозмутимо сказал Малинин, снимая доспехи Деда Мороза. — Я обманывать не привык.

Василевская подошла к Малинину и поцеловала его в щеку.

— Эту встречу Нового года я никогда не забуду.

Вскоре присоединился к компании начальник Генштаба Василевский, он ехал на Воронежский фронт. Он все пытался выяснить: нет ли у него с Вандой общих родственных корней.

Проводив начальника Генштаба, Рокоссовский и Василевская прогуливались по деревенской улице. Заканчивалась новогодняя тихая ночь. Над снежным саваном лился бледно-розовый лунный свет.

— Как теперь живет наша Варшава? — произнесла задумчиво Василевская, кутая лицо в воротник кожуха.

— Какая может быть жизнь при фашистах? — сказал Рокоссовский, стараясь идти в ногу.

Они говорили о будущем Польши, вспоминали Вислу, делились впечатлениями о своем детстве, которое во многом было похожим.

— Интересный вы человек, — сказала Ванда. Она взяла Рокоссовского за руку и повернула к себе лицом. — Дайте я вас поцелую.

— Поцелуй такой женщины — очень заманчивая вещь, — усмехнулся Рокоссовский. — Но нам пора спать. Часа через три я выезжаю принимать войска Сталинградского фронта.

— Долг прежде всего?

— Да, Ванда, долг прежде всего. — Он застегнул ей на верхнюю пуговицу кожушок, подвел к дверям школы и, поцеловав в щечку, весело произнес: — До встречи в Варшаве.

— До свидания, — усмехнулась Василевская и скрылась за дверью.

После встречи Нового года Рокоссовский еще некоторое время не мог уснуть. Он подумал о сотнях тысяч солдат окруженной немецкой армии, которые в эту морозную ночь, забившись в ледяные норы ждут своего часа. Впереди у них — никакого просвета, их ждет только гибель. Он понимал, что они оккупанты и сеют на нашей земле смерть, но помнил и рыцарское правило — лежачего не бьют. Генералу были чужды мстительные чувства. Перед тем как заснуть, он подумал об ультиматуме. Если фашисты его не примут, то, по крайней мере, он снимет с себя вину за бессмысленные жертвы.

3

К обеду 1 января Рокоссовский выехал знакомиться с новыми тремя армиями, которые он получил согласно решению Ставки: 57-я армия Ф. И. Толбухина, занимавшая юго-западный фланг кольца окружения, а также 64-я армия Шумилова, блокировавшая противника с юга, показались командующему фронтом надежными соединениями. Он дал указание Малинину подкрепить их людьми и техникой, а сам выехал в 62-ю армию В. И. Чуйкова.

С восточного берега Волги Рокоссовский и его спутники сквозь серую пелену дыма, измороси и тумана с грустью смотрели на искалеченный Сталинград, на пепелища и развалины.

Запасшись досками и веревками для переправы через разрушенные участки льда, командующий фронтом и сопровождавшие его работники штаба вступили на дорогу жизни 2-й армии — на искореженный лед, с торчащими, словно руки утопленников, бревнами, устланный соломой и ветками.

Заметив группу командиров, немцы открыли артиллерийский и минометный огонь. Чтобы добраться до противоположного берега, пришлось кланяться земле и даже ползти по льду.

На правом берегу Волги необычность обстановки поразила командующего фронтом. Высокие и крутые прибрежные откосы защищали армию от прямых попаданий вражеских снарядов. В откосах, как гнезда стрижей, располагались землянки, блиндажи, укрытия для техники. Взглянув на отмели, на прибрежный лед, испещренные воронками, глыбами мерзлой земли, Рокоссовский подумал: «Это работа навесного огня гаубиц и минометов. Несладкая здесь жизнь».

Командарм Чуйков, среднего роста, широкий в плечах, с потемневшим лицом, встретил командующего фронтом на берегу реки и провел на командный пункт, оборудованный также на прибрежном откосе. Он доложил о позициях, занимаемых армией в развалинах на волжском берегу, и силах и средствах, которыми он располагал на этот час.

Рокоссовский пробыл у Чуйкова целый день. Подводя итоги, он обнял командующего армией за плечи:

— Василий Иванович, я не нахожу слов, чтобы выразить то, что вы сделали для обороны Сталинграда. Спасибо вам за все — за мужество, за стойкость, за невиданную храбрость.

— Что вы, товарищ командующий фронтом! — покраснев, произнес Чуйков. — Разве под Ленинградом и Севастополем люди делают меньше?

— Вам, Василий Иванович, предназначена особая роль в этой войне.

Рокоссовский довел до командарма задачу, которую он должен выполнить в ходе операции «Кольцо», и уехал на КП фронта.

По пути он заехал со своей группой в 66-ю армию Жадова. Здесь они осмотрели рубеж, который еще недавно занимал противник, и воочию убедились, насколько сильны были его позиции. На огромном пространстве вдоль оборонительного рубежа валялись наши подбитые танки.

— Это нам напоминание, — кивнул Рокоссовский, — о поспешных и бесполезных контратаках наших войск в период выхода немцев к Волге.

Уточнив обстановку и пообедав у Жадова, генералы поспешно набросили на себя полушубки, надели папахи и вышли на мороз. Пройдя по снежной тропе несколько сот метров, они сели в машины и уехали на КП фронта.

По дороге Рокоссовского вновь одолевали думы о предстоящей операции. Ее начало намечено на 6 января, но теперь он убедился, что фронт не будет готов к этому сроку наступления — многие эшелоны с войсками и транспорты с вооружением и боеприпасами запаздывают. Выход напрашивался один — необходимо отсрочить операцию хотя бы на неделю.

Он посмотрел на часы: было без пяти минут четыре. «Должен быть готов ультиматум, — подумал генерал. — Белозеров наверняка уже перевел его на немецкий язык и горит желанием передать по радио».

4

Утром 3 января Рокоссовский, представитель Ставки генерал-полковник артиллерии Воронов и Малинин находились на КП фронта в Зварыгино и обсуждали реальную готовность фронта к наступлению, а также проект ультиматума Паулюсу.

Рокоссовский, поджав губы, смотрел в обледенелое окно и молчал. Воронов и Малинин сидели за столом. Начальник штаба фронта наносил на карту какую-то обстановку, а Воронов в расстроенных чувствах вертел в руках карандаш так, будто он собирался его сломать. Продолговатое, с приятными чертами лицо представителя Ставки было напряженным. По атмосфере в этой комнате чувствовалось, что собеседники по какому-то важному вопросу разошлись во мнениях и не хотят друг другу уступать. Рокоссовский повернулся и, держа за спиной руки, начал расхаживать по комнате.