Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Мы уже с ним об этом говорили. Думаю, встретим праздник по-настоящему. По моей команде летчики уже доставили настоящую елку, — довольно сказал Малинин.

Рокоссовский удивленно взглянул на начальника штаба.

— Да? Замечательно. Всех гостей, которые находятся в расположении фронта, надо пригласить на встречу Нового года.

— Обязательно, — весело произнес Малинин, уходя от командующего фронтом.

Рокоссовский закурил и подошел к окну, протер бумагой запотевшие окна и увидел утопающие в снежных сугробах дома с квадратными окнами, разрисованными морозом. В вечерних сумерках рядом с домами серебрились деревья. Надвигалась тихая морозная ночь. В холодной глубине неба уже проклюнулись звезды.

Рокоссовский долго стоял в уединении и, взволнованный решением Ставки, думал о том, как переговорить с Еременко, чтобы тот не держал на него обиду. Он давно знал Еременко и видел в нем умелого военачальника с обостренным чувством собственного достоинства. Он представил себе на миг реакцию генерала на директиву Ставки и тут же подошел к аппарату.

— Девушка, милая, дайте мне командующего фронтом.

— Он просил его не тревожить.

— Скажите, что Рокоссовский звонит.

— Хорошо, попробую вызвать.

— Андрей Иванович, это ты?

— А кто же еще!

— Здравствуй, дорогой!

— Поиздеваться надо мной вздумал?

— Ни в коем случае. Извини, пожалуйста, что так получилось. Но это произошло не по моей воле. Впереди у нас еще много сражений, так что ты не принимай близко к сердцу. Ты сделал очень много, чтобы загнать Паулюса в ловушку. И я уверен, что ты провел бы операцию лучше меня.

— Ладно, Костя, не будем об этом. Я пропустил фронтовые сто грамм, и мне на душе стало легче. А то, что ты позвонил, молодец, я бы до этого не додумался.

— Андрей Иванович, я поздравляю тебя с Новым годом, желаю тебе здоровья и всего-всего хорошего.

Рокоссовский положил трубку, и его лицо светилось радостью — с души у него свалился огромный камень.

Командующий фронтом достал из сейфа карту, развернул ее на столе, вооружился цветными карандашами и начал намечать детали операции, которые не вошли в основной план.

2

В спортивном зале школы села Зварыгино были накрыты праздничные столы. Посередине стояла новогодняя елка, украшенная подручными средствами, а краснощекий генерал Малинин исполнял обязанности Деда Мороза. На нем был вывернутый наизнанку солдатский тулуп и мохнатая, из белой овчины шапка.

Рокоссовский обзвонил всех командующих армиями, членов Военного Совета, дежурных телефонисток и для каждого нашел теплые, нестандартные слова.

Когда во втором часу ночи он зашел в спортзал, все гости уже были навеселе. Заметив Рокоссовского, Дед Мороз громовым голосом объявил:

— К нам пожаловал на встречу Нового года командующий Донским фронтом, гроза фашистов Константин Константинович Рокоссовский!

Привлекая взгляды гостей, генерал в некоторой растерянности остановился посередине зала. В новой форме, начищенных до блеска сапогах, он казался еще стройнее и выше. Он внимательно оглядел зал, и его взгляд остановился на единственной женщине в этой мужской компании. Та, держа в руках стакан водки, осторожно вышла из-за стола. Он успел рассмотреть ее раскрасневшееся лицо, фигуру. Она была молода, красива. По излишнему румянцу на пухленьких щеках было заметно, что она охотно поддержала не один тост.

— Штрафную Рокоссовскому, штрафную! — звонко говорила писательница Ванда Василевская, стараясь не расплескать содержимое стакана.

— Ванда, дорогая, — взмолился Рокоссовский. — Я такими дозами никогда не пил.

По их поведению было видно, что они были знакомы.

— Такой крепкий и симпатичный мужчина и не может выпить стакан водки? — Она окинула взглядом гостей, ища их поддержки, и продолжала: — Вы когда-нибудь видели такое?

— Нет, не видели! — громче всех воскликнул Корнейчук, муж Василевской. Он уже был в хорошем подпитии.

— Нет, Ванда, не могу! — улыбаясь, открещивался Рокоссовский.

Василевская состроила обиженную гримаску и очаровательно надула губки.

— А если женщина хочет, чтобы вы это выпили. — Она поставила на ладонь стакан. — Тогда как?

— Чего хочет женщина, того хочет Бог, — рассмеялся генерал и взял стакан. — За Новый год! За новые наши успехи в борьбе с фашизмом! За здоровье всех присутствующих на этом вечере! — Он опрокинул стакан водки и, взяв под ручку Ванду Василевскую, подошел к столу.

Он сидел между генералом Телегиным и Корнейчуком. Вскоре зашел разговор о пьесе писателя «Фронт».

— Вы читали эту пьесу? — спросил Корнейчук.

— Да, Александр Евдокимович, читал, — ответил Рокоссовский.

— Мы вместе с ней знакомились, — добавил Телегин. — Ваш командующий Горлов — колоритная фигура. Я таких видел на фронте, которые хвастались, как и он: «Я старый боевой конь. Я не привык ломать голову над картами».

— Так теперь воевать нельзя, — сказал Рокоссовский. — Действовать без размышлений — это явный проигрыш. Мы и так наломали дров в начале войны. Ваша пьеса затронула наши военные болевые точки. Она крепко ударила по нашим ретроградам.

А тем временем праздник продолжался. Гости веселились, рассказывали друг другу истории из своей жизни, сочувствовали друг другу, выслушивали предположения. Несмотря на старания Ванды Василевской придать застолью непринужденность, мужчины продолжали говорить о войне, об открытии второго фронта, о предстоящих боях по уничтожению группировки Паулюса.

Корнейчук на радостях, что его пьесу высоко ценит сам Рокоссовский, позволил себе расслабиться, и майор Белозеров отвел его в комнату школы, где писатели остановились на отдых после посещения различных участков фронта.

Под утро неугомонная Ванда Василевская организовала конкурс по исполнению песен. Каждый из участников вечера должен был спеть хотя бы один куплет песни своего народа. Она сама с Рокоссовским исполнила несколько песен на польском языке, которые вызвали бурю оваций. Немногие из присутствующих знали, что командующий фронтом обладает таким нежным и приятным голосом.

Наконец, дошла очередь и до Деда Мороза. Малинин как мог отнекивался, ссылаясь на то, что ему на ухо наступил медведь и он полностью лишен музыкального слуха.

— Обладатель такого густого баса не может плохо петь, — наступала Ванда. — Михаил Сергеевич, за Вами долг. Я не отстану от вас, пока Вы его нам не вернете.

— Тогда закрывайте чем-нибудь уши, — засмеялся Малинин и подошел к елке.

— Э-э-эх! Ле-е-е-тя-ат у-у-утки-и-и, ле-е-е-тя-ат у-у-утки-и-и и два-а гу-у-ся-а, — Малинин извлек из своей медной глотки сверлящие и скрипящие звуки такой силы, что у многих гостей засвербило в ушах. Это была мелодия не протяжной русской народной песни, а, скорее всего, призыв о помощи зажатого в тиски человека или же боевой клич самого воинственного дикого племени. Все, и трезвые и подвыпившие, пожилые и молодые, катались от смеха и никак не могли прийти в себя.