Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен - Анатолий Андреев

Нет, закончить этот ряд не представляется возможным, он будет продолжаться столько, сколько продлится род человеческий. Настораживает разве что один момент, который можно считать «омолаживающим эффектом» либерализма: учителя становятся все моложе. Вот уже и Грета Тунберг, еще не окончив средней школы, пытается всех учить, как жить. Даже Индира Ганди на ее фоне смотрится бледно.

Великие умы не просто осознают важность педагогики, они понимают, что всякий умный человек обязан стать педагогом, «учителем жизни». Это результат анализа большого массива данных в персоноцентрическом ключе.

Семья и семейная педагогика – понятия неразделимые. Таким образом, семья – это точка пересечения натуры, культуры, общества и личности, тот сакральный пункт, где скрещиваются социально-философские «космические» трассы, на которых выстроена вся жизнь человека.

Именно это обстоятельство мы и будем считать главным в рассуждениях о семье.

Разговор о главном чаще всего почему-то начинается со второстепенного, имеющего к главному опосредованное отношение. Почему?

Потому что, если сразу начать с главного (с тезиса-вывода), придется его обосновывать, обращаясь к побочному, не основному. Главное надо выделить, «выстрадать», выстроить. Главное лепится с помощью второстепенного: иного материала в природе просто не существует.

Строго говоря, это и называется анализ массива больших данных применительно к какой-либо конкретной области.

Итак, с чего начнем?

Предлагаю начать с пункта неброского, в котором, однако, сконцентрированы все «космические» проблемы семьи. Как курс школьной (да и не только школьной) русской литературы связан с курсом на укрепление семьи?

Странно: даже при беглом взгляде на шедевры, которыми отнюдь не бедна русская литература, мы вынуждены констатировать: великие произведения – плохие примеры для поддержки семьи как начала начал, семейное начало в них вообще на десятом плане. В русской классике, изучаемой в школе, мы имеем дело с культом чего угодно, но только не семьи. (Полагаем, все великие литературы мира в этом отношении похожи друг на друга.)

Вот, пожалуйста, русская литература XIX века, литература золотого века не только для русской, но и мировой литературы. Присмотримся к «мысли семейной».

А. С. Грибоедов: «Горе от ума». Герои бессмертной трагикомедии – достойный мужчина и незаурядная девушка, и все обстоятельства, казалось бы, должно были неуклонно вести к их семейному союзу.

Ничего подобного: умный и бескомпромиссный Чацкий уезжает не только от Софьи, но и из Москвы, чтобы «бродить, искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок». Ни патриархальная семья, где воспитывается сама Софья, ни та модель семьи, на которую она ориентирована (ее избранник Молчалин – жалкий карьерист, рассматривающий семью, прежде всего, как инструмент карьеры; Софья, по сути, недалеко ушла от своего отца, весьма прагматично относящегося к семье как выгодному социальному проекту), не являются идеалом или образцом для людей умных и глубоко чувствующих. Трагедия одного в контексте всеобщей сатирической комедии – сомнительный материал для стимулирования семейных отношений.

Еще одно ключевое для школьного образования произведение – «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. Модель отношений «горе от ума» возведена здесь в степень если не универсального, то эпохального «закона»: перед нами герой со всеми его пороками, свойственными его поколению. При этом все его пороки и добродетели если не губительны для семьи, то уж точно противопоказаны ей. Эгоцентричный Печорин, умный, едкий и безжалостный по отношению к тем, кого хотя бы с натяжкой можно назвать близкими, меньше всего годится на роль главы счастливого семейства.

Культ «лишнего человека», прежде всего для семьи лишнего, окончательно канонизирован в величайшем романе в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин». «Поверьте, совесть в том порукой, супружество нам будет мукой»: честно, «явив души прямое благородство», заявляет Онегин. Татьяна, волею судеб отданная другому, несчастна в своей семье, Онегин несчастен без Татьяны. Кстати, семейное воспитание Онегина, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

Он умен, она – идеальна в качестве «подруги», спутницы жизни и, возможно, хранительницы семейного очага. Именно это и послужило тем роковым обстоятельством, которое помешало героям быть вместе. Семьи не возникло.

Нелишне будет в данном контексте вспомнить героя романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» Евгения Базарова, который женщин вообще за людей не держал – до тех пор, пока сам не влюбился, что, впрочем, привело его не к венцу, а к гибели.

Ф. М. Достоевский и семья – две вещи несовместные по определению. Вы можете представить себе Раскольникова в качестве счастливого семьянина, женатого, например, на проститутке Сонечке?

Феноменальный в своей сложности роман как-то не совмещается с великой простотой идеи семьи.

«Семья как ключ к счастью» не является и темой А. П. Чехова, при всем уважении к гению русской прозы. Хорошие люди и семейное счастье в рассказах А. П. Чехова – антиподы (по разным причинам). До счастья порой рукой подать, однако это обманчивая близость: умные герои – это удивительное открытие русской литературы! – по своим ментальным характеристикам вновь не готовы к рутинному семейному подвигу.

Даже М. А. Шолохов в своей эпопее, где народная судьба просто неотделима от культа патриархальной семьи, дает нам сомнительные образцы семейного благополучия. Что-то в мире пошло не так…

Даже М. А. Булгаков, романтизируя любовь и семью, не избежал соблазна изобразить крах того и другого.

В связи с семейно-воспитательными функциями литературы уместно было бы вспомнить о биографиях знаменитых, но скандально известных писателей и поэтов. Достаточно коснуться плеяды блистательных поэтов серебряного века, чтобы оставить затею пропаганды семьи на примере жизни «стихийных талантов». Маяковский, Цветаева, Ахматова, Гумилев, Есенин…

Их биографии лучше вообще не приобщать к процессу воспитания, иначе в неловкую ситуацию попадает не столько даже учитель, сколько вся педагогическая затея «воспитывать учеников на высоких примерах литературных образцов». И никакие жалкие рассуждения вроде того, что «гению все позволено» не спасают. Это замшелые благоглупости времен романтизма. Во-первых, гению, как и всем остальным людям, от которых гений ничем в плане нравственном принципиально не отличается, далеко не все позволено; подлость, малодушие и эгоизм не украшают никого, и меньше всего гения. А во вторых, попытки развести гений и пороки, чудесным образом вывести гениальность за рамки морали и нравственности – это варварская педагогическая диверсия, направленная на разрушение личности.

Что это как не очередная попытка развести истину, добро и красоту? Разорвать целостность, которая только и воспитывает личность?

Если допустить, что это в принципе возможно, то литературу лучше вообще не преподавать.