Шпион по призванию - Деннис Уитли

— Приготовьте мою старую комнату, — резко приказал Роджер, — и зажгите все свечи. С завтрашнего утра слуги должны появляться в ливреях и выполнять обычные обязанности. Коль скоро мадемуазель дома, обслуживание замка должно проходить по всем правилам.

Впервые в голосе Альдегонда послышались нотки протеста.

— С каких это пор, — мрачно осведомился он, — месье отдает здесь распоряжения?

— С того момента, как я перешагнул порог этого дома, — ответил Роджер, принимая на себя руководство, на которое не имел ни малейших прав. — Я — представитель монсеньора. Покуда мадемуазель прикована к постели, вы будете выполнять мои приказания, иначе вам придется плохо. Принесите в мою комнату бутылку уксуса и несколько головок чеснока, а также холодную пищу и вино. Я пойду повидать мадам Вело.

При упоминании маркиза мажордом съежился, как проткнутый иглой воздушный шар, и смиренно поклонился. Не глядя на него, Роджер, звеня шпорами, зашагал по холлу.

В ответ на стук в дверь мадам Мари-Анже пригласила его войти, и он увидел ее лежащей на кровати и смотрящей в потолок. Она удивилась и обрадовалась приходу Роджера, но он застал ее в плачевном состоянии. Падая, мадам сломала бедро. Ее все еще мучили боли, а лубки не давали шевелиться нижней части тела.

Когда она рассказала Роджеру о случившемся с ней, он вспомнил опасную мраморную лестницу, на которой едва не сломал нос, поскользнувшись прошлой осенью.

Мадам Мари-Анже была очень расстроена из-за Атенаис, но постоянная боль не давала ей сосредоточиться на чужих бедах. Она полностью доверяла доктору Гоне и все время повторяла, что с помощью le bon Dieu[112]все будет хорошо. Роджер узнал, что это мадам послала в деревню за матушкой Сюффло, чтобы та ухаживала за Атенаис, так как старуха была единственным человеком поблизости, имевшим хоть какой-то профессиональный опыт, а за мадам Мари-Анже присматривала старшая горничная.

Когда Роджер заявил, что намерен повидать Атенаис, мадам Мари-Анже забормотала, что ему не подобает входить в комнату молодой дамы, но он отмахнулся от ее протестов и, поправив ей подушки, решительно зашагал по коридору.

Дверь на его стук открыла матушка Сюффло. Это была туповатая на вид старая карга, от которой воняло, как от хорька. Комната отличалась внушительными размерами. В ней могли поместиться четыре бильярдных стола, и при этом еще осталось бы свободное место. Тяжелые парчовые портьеры были задернуты, а в камине полыхал огонь, делая воздух в помещении невероятно тяжелым. Массивная кровать с пологом занимала центр стены напротив окон, но со своего места Роджер не мог видеть Атенаис, так как ее скрывала ширма.

— Как мадемуазель? — тихо спросил он старуху.

— Жар уменьшился, месье, — ответила она с угодливой улыбкой. — Мадемуазель вне опасности, но боюсь, что ее хорошенькое личико будет попорчено.

— Она спит?

— Нет. Она спала почти весь день, а когда проснулась час назад, я поняла, что кризис миновал.

— А кто сменяет вас по ночам?

Старуха удивленно уставилась на него:

— Никто, месье. Я не покидала комнату три дня. Месье Альдегонд посылает поднос с пищей для нас, который оставляют за дверью. Никто из них не должен заходить сюда, покуда болезнь еще заразна.

— Тогда идите вниз и подышите свежим воздухом. Возвращайтесь через час.

Неловко присев в реверансе и продемонстрировав дыры между желтыми зубами в услужливой улыбке, матушка Сюффло вышла из комнаты. Роджер на цыпочках подошел по мягкому обюссонскому ковру к изножью кровати.

Атенаис лежала откинувшись на подушки. Она не спала и была в полном сознании. Ее ярко-голубые глаза казались огромными на осунувшемся личике, которое тонуло в разметавшихся по подушкам волосах. Роджер с трудом сдержал испуганный возглас при виде следов, оставленных болезнью на ее прекрасных чертах. Лоб, щеки и подбородок были покрыты гноящимися язвами, к которым она прижимала грязный батистовый платок.

При виде Роджера глаза Атенаис блеснули, потом она закрыла лицо руками.

— Не делайте этого, — мягко сказал он. — Ради Бога, будьте осторожны. Вы не должны трогать эти язвы.

Атенаис медленно опустила руки и произнесла хриплым голосом:

— Что привело вас сюда?

— Монсеньор велел привезти ему в Париж бумаги, над которыми я работал прошлой зимой по его поручению. Я прибыл полчаса назад и не могу выразить словами ту печаль, которую испытываю, найдя вас в таком состоянии.

— Как вы попали в мою комнату? — вяло спросила она.

— Я пришел, чтобы обеспечить вам лучший уход, мадемуазель. Как давно эта старуха умывала вас?

— Она не пыталась это делать, да и я бы не позволила ей ко мне прикасаться.

— Понимаю, но кто-то все же должен вас помыть. Ваши простыни также нуждаются в смене, а в комнате пахнет, как в склепе. Но я узнал, что вы пережили кризис, так что мы, по крайней мере, можем за это поблагодарить Бога.

— Мне все равно. У меня нет желания жить, когда мое лицо обезображено.

— Вот еще! — улыбнулся Роджер. — Ваши язвы только начинают заживать, и, если вы не будете их трогать, следов не останется. Но прежде всего вы должны сменить белье и проветрить комнату, а не превращать ее в рассадник инфекции. — Он повернулся и направился к окнам.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Атенаис.

— Открыть два окна, — ответил Роджер.

— Не смейте! — резко сказала девушка. — Вы не врач и не имеете права что-то здесь менять. Сквозняк может убить меня.

— Свежий воздух еще никого не убивал, — бросил через плечо Роджер. — Умоляю вас, мадемуазель, не усложнять мою задачу. Мое единственное желание служить вам и снова видеть вас здоровой.

Раздвинув тяжелый занавеси, он открыл два окна, впустив прохладный ночной воздух, подбросил хворост в камин и вернулся к кровати.

— Вы выглядите по-другому, — внезапно сказала Атенаис. — Повзрослели и одеты как… как…

— Как дворянин, — с улыбкой закончил Роджер. — Птицу красит оперение, не так ли, мадемуазель? Или вы предпочли бы, чтобы я навсегда остался жалким клерком?

— Мне безразлично, кто вы и кем вы станете, — холодно ответила она.

Роджер поклонился:

— Это мое величайшее несчастье, мадемуазель, но вы можете не сомневаться, что я всегда буду вашим самым преданным и покорным слугой.

Повернувшись, Роджер вышел из комнаты, спустился вниз, отыскал слугу и велел прислать наверх чистые простыни и теплую воду. Когда их доставили на лестничную площадку, он принес их в комнату, нашел в ящике комода кусок полотна, разорвал его на полосы и подошел к кровати.

— Не прикасайтесь ко мне! — прошептала Атенаис; ее глаза расширились от страха и отвращения. Увидев, что он намерен игнорировать ее слова, она сжалась в комок и подтянула одеяло к подбородку.