Сезон крови - Грег Гифьюн

– За мной гналось что-то в темноте, – говорю ей я. – Я бежал, а оно меня кусало, рычало и кусало меня, за пятки и за ноги.

Она целует меня в лоб.

– В темноте нет ничего, кроме темноты.

– В темноте есть чудовища, – говорю ей я.

– Чудовищ не бывает, малыш.

И хотя я знаю, что это не так, я знаю и то, что она никогда по-настоящему не поймет; я внимательно смотрю ей в лицо и вижу неизменную грусть в ее глазах. Я напуган, она грустит. Эти отметины выжжены на наших телах и в наших умах и так же неотделимы от нас, как пятна от леопарда.

– Почему ты всегда такая грустная? – спрашиваю я. – Из-за того, что папа умер?

– Я не всегда грустная, малыш. – Она лжет, но улыбается и снова меня целует. – Как думаешь, ты сможешь снова уснуть, как взрослый мальчик?

За ее спиной мрак из коридора медленно проникает внутрь через щель под дверью… или, может быть, пытается сбежать. Там ничего нет, ничего не прячется за занавесками или под кроватью. Но мы не одни. Я чувствую. Внутри меня.

– Малыш, это только сон, – говорит она, чувствуя мою неуверенность. – Тебе все еще страшно?

Я мотаю головой. Теперь моя очередь врать:

– Нет.

* * *

– Не впутывай ее, – сказал я. – Оставь ее в покое.

– Но ведь это я дал ее тебе, Алан. Я дал тебе идеальную мать.

– Ты не можешь меня напугать.

– Тебя все пугает, – ответила тварь искаженным, булькающим голосом Бернарда. – Ты все тот же напуганный маленький мальчик, насвистывающий в темноте. И я вижу тебя. Я всегда тебя видел. А теперь и ты видишь меня.

– И что же я вижу?

Он немного сгорбился, повернулся и посмотрел на пол, потом на стену, как будто сам тоже растворялся в ней.

– Начало. Конец. Все старое. И новое. Прошлое. Будущее. Разные лица, разные имена, разные жизни, но ты всегда со мной, а я – с тобой, я кормлюсь тобой, твоими страхами и слабостями.

– Как паразит, – сказал я, – пьющий кровь невинных женщин и детей.

– Не бывает невинных. – Из его рта и носа снова потекла кровь, но он как будто не заметил. – Я освободил этих тупых сучек. Позволил встретиться с их бесполезными богами. – Тварь ухмыльнулась, обнажая розовые десны. – Я стою на пороге чего-то прекрасного, Алан. А ты потерялся, запутался, как и остальные, в собственной непогрешимости. Мир не хочет меня уничтожать, он породил меня, создал меня, сделал меня целым. Правда во тьме, Алан. Здесь, со мной.

– Ты – болезнь.

– Нет, только симптом. Гниющая рана, нарыв на их теле, зараза, что пожирает их изнутри и смеется над попытками не обращать на нее внимания. Они не пытаются меня остановить, только притворяются, что я не существую. Нерон играл на скрипке, Алан. – Он вздохнул, провел окровавленной ладонью по такому же окровавленному черепу. – А Рим горит. – Он огляделся, как будто на секунду забыл, где находится. – Я освободил этих женщин от их лицемерия и бессмысленной жизни. Я дал им цель. Никому нет дела до каких-то нищих мамаш-одиночек и их ублюдочных детей. Никому нет дела, живы они или мертвы, страдают они или истекают кровью. Мир их не хватится. Миру ни до кого и ни до чего нет дела. Но я сделал их бессмертными. Я придал смысл их бессмысленному существованию. Они стали чем-то в смерти, как ты не понимаешь? У них появилась цель. И теперь они принадлежат мне, как и вы все. В моей тьме они принадлежат мне. Я их Бог. Я их спаситель.

Существа в углу придвинулись ближе, оказавшись в круге света; у них были черные акульи глаза, точно как в моем сне.

Я повернулся так, чтобы видеть и их, и Бернарда. Кровавая мерзость у стены снова выпрямилась. Грудная клетка двигалась под осклизлой кожей. Невидимые создания ползали внутри его плоти, как потревоженные насекомые. Тварь встретилась со мной взглядом и снова ухмыльнулась, слизывая кровь с десен.

В этом существе больше нельзя было отыскать никакого сходства с Бернардом. Пропал мальчишка, вместе с которым я рос, играл в баскетбол, катался на велосипеде, смеялся и так многое пережил. Пропал юноша, вместе с которым мы, став подростками, пережили потерю друга и закончили школу. Пропал мужчина, который сидел на моей свадьбе, который был моим другом всю жизнь. Но даже посреди всего этого безумия я не мог не вспомнить Бернарда – маленького мальчика, потому что, наверное, только в те времена он и в самом деле был тем, кем я его считал. И из-за него мое сердце обливалось кровью, потому что невинный ребенок из маленького городка, каким когда-то был Бернард, давно погиб. Но простой смерти, по всей видимости, было недостаточно. Он был полностью уничтожен.

Бернард кивнул. Он снова услышал мои мысли.

– Мы оба знаем, что маленькие тихие городки – не то, чем они кажутся, – сказал он. – Маленькие тихие городки прячут маленькие тихие тайны… маленькие тихие крики. Прислушайся к крикам, к шепоту у себя в голове. Подчинись им. Все эти голоса мои, понимаешь? В этом мире и в том, который придет после.

– Никакой ты не пророк, не темный спаситель, – сказал я, практически плюясь в него словами. – Никакой ты не колдун. Все это ложь. Тупое вранье, чтобы напугать и запутать. Ты сам – ложь.

– Не я, Алан. Ты. Ты настоящий только потому, что таким тебя сделал я. Я создал вас, всех вас. Мои обряды создали вас и сделали меня богом.

Мир не всегда таков, каким ты его видишь.

– Ты просто жалкий человечек, – сказал я. – Переполненный яростью неудачник с манией величия. Глубоко больной человек, и ничего больше.

Он улыбнулся тем, кто поджидал его в тени, потом мне.

– А мне и не нужно быть кем-то еще. Ничто не может сравниться с нашей тягой к злу, к бездумной жестокости и разрушению. Зло никогда нас не покидает, Алан. Мы можем притворяться, но оно никогда нас не покидает. Эти темные уголки наших душ никуда не деваются. Никогда.

Настоящая жизнь скрыта под поверхностью. И она совершенно иная. Она состоит из теней.

Не обращая внимания на звон в ушах, я указал на остальных.

– Я знаю, зачем они здесь. Как и во сне, они здесь ради тебя.

– Они пришли не для того, чтобы забрать меня в Ад, Алан. – Он сморгнул капли крови с ресниц. – Они хотят забрать тебя.

Кровь в моих жилах застыла.

– Нет.

– Давай пойдем вместе, Алан, – сказал он. – Омойся вместе со мной в их крови, почувствуй, как она захлестывает тебя, высвобождаясь из их медленно умирающих тел. Позволь ей течь по их гребаным грязным улицам. Алан, давай вместе пустим им кровь. Мы боги.

Я крепко обхватил рукоять ножа, который держал у бедра лезвием вниз.

– Бернард, то, что случилось с тобой в детстве, ужасно. То, что твоя мать сделала с тобой – со всеми нами… Мне жаль того маленького мальчика. Но я не жалею того, кем стал тот мальчик. Это жалкое человеческое существо не вызывает у меня ни малейшего сочувствия. Ты остался тем же, кем и был – тем, в кого ты позволил себе превратиться. Пустышкой. Беспомощным неудачником. И ты должен умереть.