Сезон крови - Грег Гифьюн

– Но чего оно… он… хотел?

– Не знаю. Может, он хотел, чтобы мы все снова были вместе. Может быть, он проснулся в темноте, один. Не бог, а просто напуганный ребенок. Он знал нас, наши жизни, наше прошлое. Знал, что творилось у нас внутри, чего нам недоставало. – Я провел рукой по волосам и вздохнул. – Но он был недосягаем. Как и мы для него. Как рыцари, которые охотились за драконами, понимаешь? Они не сумели поймать ни одного просто потому, что на самом деле гонялись за какой-то темной, огнедышащей частью самих себя.

– Откуда тебе знать, что они ни одного не поймали? – Дональд выдохнул облако дыма, вероятно, в отчаянной попытке немного разрядить обстановку и сохранить остатки нашего здравомыслия. Через секунду он сказал: – Теперь все будет по-другому.

– А ты хочешь, чтобы все оставалось прежним?

Дональд вытащил из кармана рубашки темные очки, надел их. Наше детство казалось таким далеким.

– Что ты нашел на фабрике, Алан?

– Ад.

– Не уверен, что я верю в Ад.

Я придвинулся ближе и понизил голос.

– Говорят, зло невозможно увидеть, но можно почувствовать. Но мы его видели, Дональд. Все мы. Мы с Риком нашли его на фабрике, ты – в этом старом доме. Мы все видели то, что нам нужно было увидеть. То, с чем мы должны были бороться и одолеть его. Я не знаю, были ли это какие-то отдельные существа или только части нас самих. Существует ли он на самом деле, следит ли за нами? Или сидит только у нас в головах? Так ли это вообще важно? Наверняка я знаю только, что иногда нужно во что-нибудь поверить, чтобы как-то пережить ночь. А иногда надо не верить. Не важно, существует ли то, во что ты веришь, на самом деле. В конце концов, у нас нет ничего другого.

– А Бернард? – спросил он. – В него ты веришь?

Я выдернул сигарету из его губ и швырнул ее прочь.

– Бернард мертв.

Тони ждала меня на ступенях возле квартиры. Я так устал, что при виде нее не способен был чувствовать ничего, кроме радости, но она выглядела напряженной и перепуганной до смерти. Мы поздоровались в обычной уже неуклюжей манере и вошли. Я сразу направился в кухню и налил себе виски. Она без приглашения прошла следом. Я сел на один из кухонных табуретов и сказал:

– Произошел несчастный случай.

– Я знаю, – она закивала так отчаянно, что пряди волос упали ей на лицо. Не прерываясь, она заправила их обратно за уши. – Мне позвонил Дональд. Сказал, что Рик ранен.

– Значит, он тебе все объяснил? – спросил я в надежде, что мне не придется этим заниматься.

– Да. – Я сразу понял, что она не поверила ни единому слову из объяснений Дональда. – С ним все будет в порядке?

– Когда я уходил, он спокойно спал.

Тони вошла наконец в кухню и огляделась, как будто оказалась тут впервые, как будто в ее отсутствие я сделал ремонт.

– Ты-то как?

– Чувствую себя так, будто кто-то отходил меня ломом, но обошлось без травм.

– Я рада, что с тобой все в порядке.

– Я не говорил, что со мной все в порядке.

Мы долго молчали, и в это время я успел представить ее в доме на пляже, в одиночестве, и себя в этой квартире, в одиночестве. Может быть, совместное одиночество было хуже, но я до сих пор не был в этом уверен. Я подумал о ее улыбке и порадовался тому, что все еще могу ее представить. Я вспомнил о том, как сильно любил эту женщину. Как я любил каждую черточку ее лица и глубину ее глаз. Подумал о ее теле, которое оставалось таким знакомым, даже когда менялось, развивалось и улучшалось с возрастом, как все живое, хотя в то же время медленно умирало.

– Прости меня, Тони, – сказал я. – За все, что я сделал и не сделал. Прости.

Тони позволила мне прикоснуться к ней, не вздрогнула и не отпрянула, а упала в мои объятия, как делала много лет назад, до того, как мы узнали будущее.

– И ты прости, – сказала она и поцеловала меня в щеку.

– Возвращайся домой.

– Я не могу, – слабо откликнулась она. – Ты и сам знаешь.

Я сел обратно, подальше от нее, только теперь осознав, что для нее это объятие было прощальным. Теперь у нее уже была новая, иная жизнь отдельно от меня.

Как сказал Дональд, теперь все будет по-другому.

Она начала тихо плакать, прижав одну руку ко лбу, другой обхватив свою хрупкую, содрогавшуюся от рыданий фигурку.

– Я люблю тебя, Алан, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Но мы не можем так больше жить.

– Тони, я всегда пытался тебя защитить. Не отпугнуть, не причинить боль – я никогда не хотел тебе навредить.

Она стерла слезы со щек, и я позавидовал ей. Я хотел бы вытереть их сам, осушить ее слезы, как делал прежде.

– У меня не было никакого романа. – Она сказала это так просто и ровно, что я не смог ничего ответить. – Я не ушла от тебя ради кого-то еще. Я просто ушла от тебя.

Несмотря на витавших рядом призраков, когда-то мы находили в нашей любви безопасность, она нас защищала. Но теперь, просто находясь рядом друг с другом, мы оказывались привязанными к прошлому, которое по большей части хотели бы позабыть. И как бы мы ни любили друг друга, мы никогда не смогли бы повернуть все, что было сделано, вспять. Наша боль всегда оказывалась весомее радости, но за этот год жестокости и крови, воспоминаний и кошмаров, смерти и возрождения они стали неразделимы.

– Джин просто друг, – сказала она. – Иногда он мне помогает. Он поможет и тебе, если ты позволишь.

– А если позволю… ты останешься?

– Прости, – прошептала она. – Прости меня.

Поначалу я не хотел смириться. Так утопающий не отпускает спасательный круг, хотя знает, что вскоре у него не останется сил держаться. В моем воображении мы вместе ложились в постель, засыпали обнявшись и залечивали раны друг друга. Я был цел, а она счастлива в любви ко мне. А потом я отпустил спасательный круг, почувствовал, как ухожу под воду и медленно погружаюсь все глубже и глубже, уношусь все дальше и дальше от нее.

Хотя эта окончательность пугала, в ней было что-то умиротворяющее.

Мы все еще хранили тайны друг друга, хотя уже не могли оберегать друг друга или самих себя.

И тогда я подумал о Клаудии. Не из чувства вины, не от злости или из мести, а потому, что она, несмотря на ее краткое, но значимое влияние на мою жизнь – на то, что я все еще был жив, – в какой-то степени казалась выдуманной. А Тони была настоящей.

Я встал, обхватил ее руками и поцеловал в лоб. Она крепко, но коротко обняла меня в ответ, а когда Тони ушла, я мог думать только о том, что сон вновь может стать безопасным убежищем. Я хотел проспать остаток этого ужасного лета. Не просыпаться до тех пор, пока все не наладится. Пока я не научусь жить без этого безумия, охватившего мой разум.