Рука - Юз Алешковский

Слушай меня, Рябов, внимательно. Если бы ты спросил меня,как я сейчас спрашивал Понятьева, иначе прожил бы я свою жизнь, если бы мне еепо волшебству возвратили и посадили обратно в детдомовский кандей сотмороженными навек яйцами, я бы не стал ничего отвечать. Я связал быдежурного, оглушив его кулачиной, и это было бы мое последнее касательство доплоти человека. Я пробрался бы, закосив юродство, в уцелевший монастырь имолился бы ежеденно и еженощно за мой взбесившийся, изнасилованный,замордованный, страдающий, ослепленный и любимый народ. Я молился бы страстноза его исцеление и вознесение над обидой за насилие, сохранение достоинства ипонимание смысла страдания, я молился бы, постясь, чтобы чище была моя молитва,за его душевные прозрения и сопротивление ожесточению… Я и теперь молюсь за всеэто.

Но я грязен, бесконечно грязен, я сознаю напрасность своихгреховных мстительных усилий. Мне хочется по-детски, от слабости душевной,свалить вину на своего бессмертного приятеля графа Монте-Кристо, ибо зланатворил я намного больше, чем добра, и жизни во мне осталось так мало, чтодумается сейчас: не угас ли в ладонях моих уголек, не остывает ли в них пухпепла? Имею ли я право, собственных грехов не замолив, печься за других, затех, кто чище, выше и праведней меня стократ? Не имею. Я молюсь сейчас короткои ясно за прозрение слепых, но сильных, злых, но не ведающих, что творят,восхищенных искусственной звездочкой, но заплевавших звездность души, за тех,кто душит дар Божий – свободу, но сам кандальный раб миражей в сатанинскойпустыне…

Слушай меня внимательно, Рябов. Он согласится. Я знаю. Яверю – он согласится. Нельзя не согласиться за такую цену. Но когда онсогласится, и я полечу. .. неизвестно куда, скорей всего в тартарары, потомучто, если Бог простит, то отец заупрямиться может, он упрямым до вредностииногда мужиком бывал, сам потом проклинал себя за упрямство, но мать прощала ивот: смотрю – они уже сидят на завалинке, семечки щелкают, и мать отцуговорит: «Дурак ты все же, Ваня, хоть и головаст». «Верно. Говнист. В кого быэто?» – смеясь, отвечал отец. Так что не знаю, заупрямится он или нет, но когдая полечу, ты заплати за меня Гурову сполна. Нельзя, чтобы вышел он сухим,падлина, из воды. Ты тело мое сразу отправь, куда следует, а родственников этихдвух типов вызови самолетом, и пусть они все посидят, посто и посмотрят друг надруга, и череп Скотниковой пусть скалится на них, и Понятьев мычит пускай насына, косясь одним глазом на программу «Время», где будет репортаж о проводахпредставителей иностранных компартий, и где он сам вполне мог бы, при своемскорпионном здоровье, лобызаться троекратно с Гусаками, Корваланами,Цеденбалами Холлами и прочими амбалами. Если Гуров выдержит свиданку – ты ужшлепни его. Возьми грех на душу, а я там похохочу, как ловко я его, паскуду,уделал в игре. Пусть Федя узнает, что мать его стукачка гнойная и многолетняя.Пусть он все узнает о деде и прадеде. Пусть узнает. Он должен знать все язвывсей волчанки мира, ибо призван его исцелять… Так… Что еще? Каша у менякакая-то в голове. В душе чище гораздо и проще… Пленки сожги. Папочку я сам вогонь кину… Вы все обеспечены и свободны. Делайте свое дело, сообразуясь толькос совестью и высшим долгом. Моя жизнь вас кое-чему научила. Не проболтайтесь попьянке, в какой сногсшибательно-романтической операции вам пришлосьучаствовать. Крупно погорите.

Да! Пока не забыл: съездите все вместе на сороковой день вОдинку. Сядьте там на ту колодину, врежьте за помин моей души по стаканчику,закусите, посмотрите вокруг на эту землю, посмотрите и налейте еще и скажите:«Слава Богу!» Помолитесь, разумеется… Нелегко мне было. Впереди еще трудней, ноэто все-таки – путь. Путь… Но что же тогда то, что я прошел, проканал,прокандбхал? Жизнь… Жизнь… А это – путь. Завещания я не оставил. Незачемпривлекать к кому-либо внимание. Возможно, я чего-нибудь не учел, что-топозабыл. Немудрено. Сам додумаешь. В комитете на Гурова не заведено никакогодела… Я для них в отпуске. Инсульт для полковников вроде меня – смерть легкая ипочетная… Ну, я пошел к Гурову.

Вы что, не видите, что отец в сортир хочет? Берите его вохапку – он легкий – и несите.. . Вот так. Поухаживайте… Давайте уж, помогу…

Не ставьте его близко от телевизора: глаза воспалятся…Включите. Сейчас будет передача про бои труда и капитала в Америке. Но о чем я,идиотина, думаю в эту минуту? Чего ты уставился на меня, Понятьев, своимикрысиными глазками? Чему ты радуешься? Чего ты хохочешь? Ты думаешь, что загналменя в конце концов в угол? Киваешь… Ваше слово, гражданин Гуров…

Вы все обдумали, но по ряду причин не согласны… Этого я неожидал. Не ожидал… Принимая решение, вы исходили из собственных интересов илиуспели поболтать с отцом в сортире? Впрочем, и раньше было у вас времясговориться… Из собственных интересов… Так… Ответ ваш окончательный или будемторговаться?..

Гарантий я вам никаких дать не могу, да и какие могут бытьгарантии? Есть шанс у меня и шанс у вас… рискуйте. Вы не раз рисковали… Васустраивает встреча над гробом? Нет… Но и убивать вы меня не хотите… Вы наколенями умоляете меня, как религиозного человека, о ничьей? Правильно я васпонял? .. Правильно. Но это смешно. Смешно. Так дело не пойдет. Вы посмотритена папашку! Он ведь и над вами хохочет. Он сейчас счастлив, что оба мы втупике! Счастлив, Понятьев? Счастлив, и этого не скрывает. Вы понимаете, что онумрет от счастья, если мы с вами сожрем на его глазах друг друга?.. Не«воэможно», а точно! Вы – дурак, а ему наплевать, кто кого сожрет первым!

Я еще раэ предлагаю вам наилучший вариант, ибо ничьей внашей игровой ситуации не существует, как впрочем не существует для нашегопонимания смысла того, что есть выигрыш, а что проигрыш. Нам этого знать недано…

Просто я верю в свой шанс и в образ своего спасения, и вы,если я правильно вас понимаю, верите в свой. Вы хотите жить, а мне пришла порапомирать. Папенька же ваш сечет, гадюка, что жить я в любом случае больше немогу, но и вас тогда с собой прихвачу, а он закончит свои дни в пансионате длястарых большевиков. Вы понимаете, что вас он ненавидит еще больше, чем меня?..Догадываетесь», Трильби! Иди сюда! Хозяин не пущает. Рябов! .. Хватитволындаться. Звони дежурному, пусть сажает все семейство на самолет. Завтра вдесять ноль-ноль, в минуту начала праздничного парада, чтобы все были здесь,вот за этим столом! Понятьева усадите в кресло во главе стола… Все! Выполняйприказание! .. Одну минутку…

Гражданина Гурова волнует, что я буду делать после егоразоблачения? .. Во-первых, окажем первую медицинскую помощь мадам Электре,если помощь понадобится. Во-вторых, отправим всех обратно в Москву. А что будетдальше, меня, откровенно говоря, не интересует. Я имею в виду резонанс всегоэтого дела здесь на земле. Горите вы тут все пропадом! .. Выполняй, Рябов! ..Отставить!

Я же говорил: на следующий день после моей смерти вы можетевызвать сюда кого хотите: жену, Розу Моисеевну, Эмму Павловну, Лику, своюсекретаршу, Галку из «Березки», Маринку из дома кино – целую половую гвардию.Пьянь закатите, обогреют вас и заласкают. Разговаривать с Москвой я не разрешаювам, потому что вы еще якобы слабы и любые волнения вашего государственногосердца недопустимы. Я уже два раэа беседовал с вашей женой и дочерью. Понятьев!Дочь тоже продала вашего сына. Не так мощно, как он вас, но продала…