Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Поскольку он не видел ничего, кроме какой-то мутно-белесойполосы, нависшей над глазами, он решил их снова закрыть. Куда лучше было лежатьв темноте и вдыхать аромат. Он опустил веки и только собирался вздохнутьпоглубже, как послышались какие-то неприятные, тупые громкие звуки, которыесменились звуками громкими и даже пронзительными.

Смольников не сразу, но вспомнил, что эти звуки означают.Первые были – шаги. Вторые – голоса. Потом Смольников понял, что один голоспринадлежит мужчине, а второй – женщине. Он даже вспомнил значение и смыслслов! Вообще мир возвращался даже чрезмерно быстро. Мог бы и повременить.

– Глаза закрыты, – проговорил мужской голос. – А, тетя Фая?Вам не показалось?

– Только что были открыты, честное слово, Сергей Сергеевич!– зачастил голос женский. – Честное слово, мне не показалось!

– Товарищ майор, – проговорил мужской голос.

Ага, понял Смольников, значит, тут, кроме Сергея Сергеевичаи тети Фаи, есть еще какой-то товарищ майор… А почему он молчит?

– Товарищ майор, – повторил Сергей Сергеевич, – товарищПоляков, если вы меня слышите, откройте глаза.

«Интересно, – подумал Смольников, – а почему майор Поляковлежит с закрытыми глазами?» И внезапно, будто его ударили, он осознал, что этоон – майор, который лежит с закрытыми глазами, это его просит Сергей Сергеевичоткрыть глаза, и это он – Егор Поляков, никакой не Георгий Смольников. От мыслитакая боль ударила в левую сторону тела, что стон сорвался с его губ.Мучительное ощущение… почти невыносимое!

Пытаясь как-то пережить ужасный миг, он зажмурился ещекрепче, стиснул зубы, давя стон. Вдруг новая догадка явилась ему: да нет, всене так страшно, на самом-то деле он – Георгий Смольников, но все думают, чтоЕгор Поляков.

Почему они так думают? Наконец он вспомнил. Единственное,чего он не помнил и не понимал, – почему лежит здесь. И, кстати, где это –здесь?

Он задумался. Но толку от раздумий не было никакого. Можетбыть, Сергей Сергеевич подскажет? Или тетя Фая?

Боль тем временем не то чтобы прошла, но сделалась терпимой.Не то чтобы терпимой, но… Короче говоря, она вся скукожилась в левой частитела, не разрывая на части мозг и не комкая сердца. Веки тоже пересталидергаться и расслабились. Смольников (нет, Поляков, Поляков, Поляков!) смог ихприподнять.

– Ага! – радостно воскликнул женский голос. – Я же говорила!

Поляков повел глазами и увидел женщину лет шестидесяти,темноглазую, круглолицую и румяную. На ней был белый халат и косынка, из-подкоторой виднелась полоса темных волос с сильной проседью. В ушах поблескивалидешевенькие голубенькие сережки.

– Нагляделся? – улыбнулась женщина. Очевидно, она и былатетей Фаей. – А теперь на доктора посмотри. Вон туда, влево!

И она показала пальцем.

Поляков послушно перевел взгляд в том направлении. Хорошо,что она показала пальцем. Пока что он еще не вспомнил, что такое влево, а что –вправо.

Налево стоял мужчина лет сорока, больше похожий накакого-нибудь героического комкора из фильма о Гражданской войне. Правда, вотличие от комкоров он был не в гимнастерке с портупеей, а в белом халате, тугообтянувшем богатырскую грудь, и в белой шапочке, надвинутой на лоб. Значит,мужчина – доктор. И зовут его, конечно, Сергей Сергеевич.

«Ишь ты, не разучился мыслить логически», – подумал Поляков.

– Отвыкли от людей? Ну еще бы, – сказал Сергей Сергеевич. –Неделя без памяти – пожалуй, многовато для такого пустяшного, по большомусчету, ранения. И травмы головы не было. Совершенно непонятно, почему никак невозвращались в сознание.

«Просто не хотел», – подумал Поляков, но ничего не ответил.

– Как вы себя чувствуете? Что беспокоит? В вас стреляли, выпомните? Плечо болит? Болит, конечно, но ничего, я сейчас скажу вам уколсделать, и все сразу… – быстро говорил Сергей Сергеевич, но Поляков поморщилсяот ненужных звуков и пробормотал:

– Пахнет… что?

– Где? – удивился Сергей Сергеевич.

– Да это герань, наверное! – воскликнула тетя Фая. – Вот,геранька у вас стоит, посмотрите!

И она поднесла чуть ли не к лицу Полякова узенькуюстеклянную вазочку – прямую, прозрачную, больше похожую на подставку длякарандашей, – в которой стояли три цветка: красный, белый и розовый.

– Герань, – повторил Поляков, который вдруг перестал ощущатьи боль, и вообще все на свете. Осталось только это волшебное, ароматное,немыслимое слово – герань…

– А что? – забеспокоился Сергей Сергеевич. – Беспокоитзапах? Убрать цветы?

– Нет, – резко сказал Поляков. – Нет. Оставить!

Слов было слишком много, он устал и умолк.

– Ну, поставьте снова на тумбочку, – смягчился СергейСергеевич. – А кто ее вообще принес, эту герань?

Тетя Фая равнодушно пожала плечами: не знаю, мол.

Она знает, почему-то подумал Поляков. Знает, но не хочетговорить! А он должен узнать. Немедленно!

– Где я? – с усилием выговорил он.

– Вы в областном военном госпитале, в Энске, на улицеГоголя. Понимаете?

Поляков не мог кивнуть и опустил веки.

– Товарищ майор, вам плохо? – обеспокоенно спросил СергейСергеевич.

Поляков молчал. На самом деле вопрос: «Где я?» – означал:«Кто принес сюда герань?» Сергей Сергеевич ответил на вопрос.

Полякову вовсе не было плохо. Ему просто нужно было…подумать.

– Товарищ майор, вы меня слышите? – снова заговорил СергейСергеевич. – Подполковник Храмов просил немедленно поставить его в известность,когда вы придете в себя. Как вы думаете, сможете поговорить с ним завтра? Илилучше попозже?

– Нет, – снова открыл глаза Поляков. – Завтра.

С подполковником Храмовым встречаться не слишком-тохотелось. Но встретиться было необходимо. «В вас стреляли, вы помните?» –спросил Сергей Сергеевич. Да, он помнил. А также помнил, где это произошло ивсе, что выстрелу предшествовало. Именно поэтому с Храмовым следовало увидетьсякак можно скорее. Иначе он мог такого натворить…